Двенадцать месяцев восхождения

Медведь, в конце концов, сообразил, что чашкой его пользуются другие, пока он не видит. Как он об этом узнал, история умалчивает: то ли заметил следы употребления, то ли чашка оказалась не на том месте, то ли стала излишне чистой, то ли излишне грязной, то ли санитарные врачи взяли смывы… Но, в любом случае, с той поры медведь предпочитает пить из стерильных разовых стаканчиков, а то и просто из своих ладоней.

Мораль состоит в том, что если уж домашнюю чашку невозможно сохранить только для себя, то что говорить о не сидящих на месте людях, каковыми являются, например, супруг или супруга, а тем более друзья и подруги…

О всепрощающем лодочнике и вселюбящей лодке

Однажды некий лодочник связал свою жизнь с лодкой навсегда, то есть влюбился сверх всякой меры, потеряв разум. Лодка тоже любила его, когда он плавал на ней, чинил ее, обхаживал… Но тут надо сказать, что она, скорее всего, любила не лодочника, а свои приятные ощущения, возникавшие, когда она скользила по волнам, свои счастье и эйфорию, и себя более красивую…

Пришло время, когда в эту лодку сел другой лодочник, а может, и не лодочник, а просто угонщик. Угнал он эту лодку, а лодка ничуть не сопротивлялась, плыла, как и при прежнем хозяине, отдаваясь радостям общения с волнами, получая не меньшее счастье. На самом деле, какая разница лодке, кто на ней катается, если ее интересуют ощущения, почти не связанные с конкретным лодочником?

Угонщик покатался, износил лодку и бросил. Лодка загрустила, но пришел ее лодочник, он ее починил, подлатал и поплыл. Лодка опять обрела хорошее настроение. Так продолжалось длительное время: лодка отдавалась и тем и другим, а лодочник возвращался… Но как-то лодочник не заметил течь в лодке, лодка стала тонуть, лодочник принялся ее спасать, да так и утонул вместе с лодкой, повинуясь понятию чести и своей любви, как тот капитан, который не покидает тонущее судно…

Мораль состоит в том, что если партнер позволяет всем кататься на себе, то не надо ревновать, а надо относиться к нему, как к неодушевленному предмету, то есть использовать и бросать, когда вздумается, а не тонуть вместе с ним… но как это иногда сложно…

Об отношении к бесплатному

Один наследник получил прекрасное богатое наследство, а поскольку цену, какой это наследство создавалось, он не знал, и получил его, не прилагая никаких усилий, то принялся тратить…

Праздники, наслаждения, увеселения, азартные игры… И подготовка к этим мероприятиям вошла для наследника в обычный круговорот событий.

Наследник тратил и тратил, пока не стал испытывать нужду, которая, как обычно, возникла внезапно. Тогда наследник принялся экономить, чтобы сносно жить на оставшиеся средства, и искать возможности заработка, что было для него затруднительно, поскольку наследник привык тратить, а не зарабатывать.

Так наследник заблаговременно привел себя к нищенскому состоянию, хотя, если бы изначально тратил разумно, мог бы жить и жить…

Наследство в данной притче – это здоровье, данное родителями. Поскольку здоровье в молодости кажется многим неисчерпаемым и даже тем, о чем думать не стоит, то многие чрезмерно тратят его на заработки, на наслаждения и удовлетворение страстей. Однако здоровье любого человека не неисчерпаемо и приходит в негодность, особенно при невоздержанной его трате. Жаль, что осознать ценность здоровья можно, только лишаясь.

О невозвратном залете

Одна птичка очень любила летать, она летала среди лесов и полей, среди гор и зданий… Она весело пела и танцевала прямо на лету. Летала, летала, но однажды залетела в скворечник, и до того в этом скворечнике было сытно и тепло, что птичка перестала летать и петь, а начала делать ремонт в скворечнике, устилать его пухом, выводить и растить птенцов, заниматься еще множеством дел, о которых понятия не имела, когда просто летала. И до того увлеклась она скворечником, что забыла о полетах и пении, танцах и природе – все заменил ей скворечник.

Мораль состоит в том, чтобы в своих полетах мы никогда не залетали так далеко и безвозвратно, как эта птичка.

О бессмысленности споров с хищниками

Как-то одному барану волки вынесли нелепый приговор, оттяпали ему одну ногу, и у барана осталось только три. Не помню, за что оттяпали, суть не в этом, а в том, что баран, вместо того чтобы зализывать раны и оставить в покое волков, чей естественный аппетит и заключался в том, чтобы лишать баранов не только частей тела, но и жизни, принялся жаловаться на них.

В поисках справедливости, которые начал этот баран, не было ничего предосудительного, но начал он жаловаться на волков тем же волкам, которые имели, правда, более высокое положение в стае.