«Колокольчик» становится моей новой любимой песней. На карнавале юноша встречает таинственную незнакомку. Поцелуи, смех, как хрустальный колокольчик, — больше они не встречались. Но в своем сердце он навсегда сохранит воспоминание о ней, что бы ни случилось, — а ничего хорошего с юной девушкой на карнавале случиться не может, оттуда дорога только вниз.
— У тебя все будет хорошо, Колокольчик, — обнимает меня Гонсало, а Сильвия стискивает мою руку:
— Видишь там женщину, дорогая? — она показывает на печальную красавицу за соседним столиком, лет сорока с чем-то, подпевающую «Смейся, смейся, не плачь», с глазами, полными слез. — Не помню, как ее зовут, приходит сюда каждую неделю, с тех пор как потеряла мужа в прошлом году. Рак.
Рамон тоже сидит рядом.
— Ты счастливица, раз можешь плакать, — бросает он небрежно. — Я сто лет уже не плакал.
— Да что ты видел в жизни, дружище? — отзывается Гонсало. — О чем тебе горевать?
Рамон не возражает, и вскоре мы танцуем под «День, когда ты меня полюбишь». Когда он не пытается делать волькады и просто ходит, то обнаруживает такой талант, что мне не хочется грустить. В предрассветные часы мы доходим до моего отеля в безлюдном Старом городе и пьем кроваво-красный сок тамарилло в баре.
— Боюсь, однажды взорвусь, как Пичинча, из-за того, что не могу поплакать или разозлиться, — признается Рамон. Мы оба смеемся, но десять лет назад, когда вулкан изверг столб пепла высотой пятнадцать километров и даже в солнечный день Кито накрывало гигантской тенью, смешно никому не было.
— Мне тогда исполнилось пятнадцать. Моя мама запаслась консервами, как в фильмах-катастрофах, и мы неделями не могли выйти на улицу. Что ты делала десять лет назад?
— Мне было двадцать пять, и я открыла для себя танго. А
— Три года назад я встретил девушку из очень богатой и ультраконсервативной семьи. Они противились нашим отношениям, ведь я никто. Она, конечно, была девственницей. Спустя год я… ну, знаешь,
Ничего, все в порядке. Не знаю только, кого я оплакиваю, Рамона или себя. Он смущен.
— Ты очень эмоциональна, мне бы так… в общем, выйдя из того монастыря в глубинке, я сел на автобус до Буэнос-Айреса, поселился там на месяц в дешевом хостеле и начал брать уроки танго в Confitería Ideal, танцуя день и ночь, чтобы забыть ее. Но пока не получается.
На рассвете я стою у окна, рассматривая гигантскую белую стену монастыря Ла-Консепсьон-Кито. За ней живут монахини. Они никогда не выходят за пределы обители и делают кремы для рук и лечебные настойки от менструальных болей. Мне жаль, что со мной рядом нет Рамона и он не может понежиться в мраморной ванне с плавающими в воде лепестками роз. Благодаря писательским командировкам дешевые гостиницы сменились роскошными отелями, но все это кажется излишеством для меня одной.
«Смейся, смейся, не плачь…» — напеваю я через открытое окно пустой мощеной улице внизу невесты Бога меня не слышат за своими глухими стенами. И может статься, злосчастная девушка Рамона живет там, по другую сторону. Как же я завидую ей и ее сестрам, обручившимся с тем, кто хоть и недосягаем, зато никогда их не предаст.
А тут я со своей дурацкой верой в «истинную любовь», которая на поверку не оказалась и не истинной, и не любовью. Послезавтра — проклятый День святого Валентина…
— Слышали эквадорское выражение
Я снова в Cafélibro, рядом элегантный профессор. Он не танцует и приходит сюда выпить вина и послушать танго.