Двенадцать минут любви

Вот некоторые мотивы обширной череды танго-героев, сгорающих от ревности. Все они, как правило, мужчины, но лишь потому, что тексты обычно писали представители сильного пола. В классическом сценарии коварные женщины разбивают сердца. Мужчины в ответ любят и ненавидят, тоскуют и ждут, желают и убивают. Иногда всё сразу.

Преступление на почве страсти, едва не случившееся либо потрясшее исполнением, служит основой нескольких ключевых композиций. Одна из самых любимых и известных из них — Tomo y obligo («Приглашаю выпить со мной»). Впервые ее исполнил с присущей ему живостью Карлос Гардель в фильме 1931 года «Огни Буэнос-Айреса». Эта же песня стала его последней, прежде чем он сел в колумбийский самолет, в котором нашел свое бессмертие. О чем она? Человек напивается, чтобы заглушить воспоминания о том, как застал свою бывшую девушку целующейся под деревом с другим.

Увидев, как руки другого к ней прикасаются,
От ревности словно ослеп,
Удар пострашнее ножа.
Клянусь, не пойму, как сдержался,
На месте ее не прикончил.

В Contramarca гаучо с разбитым сердце обращается к своей бывшей, «жестокой китаянке». На танго-сленге Chino или China — китайцем или китаянкой называют человека с внешностью аборигена, а на лунфардо «китаянка» означает вообще любую женщину, что приводит к некоторой путанице. И вот герой объясняет, почему ножом вырезал цветок на ее лице: так она никогда не забудет, как обманула его, бросила, оставив чувствовать себя «жалким пауком».

Дальше — больше. В песне «При свете свечи» (самое драматическое исполнение принадлежит Пульезе) парень по имени Альберто Аренас рассказывает полицейскому, откуда в его сумке внутренности бывшей возлюбленной и сердце друга. «Офицер, они меня предали, и мне пришлось их убить». Могу его понять.

Но на сей раз меня не предавали и не бросали. Мое состояние иначе как извращенным не назвать. Я цепляюсь за воспоминания, разжигая свою боль и желание, потому что не могу принять альтернативу и смириться. Для меня это равносильно смерти, подобно пустоте. Ничто и нигде. А с этим я уже сталкивалась, и повторения не хотелось.

«Между горем и ничем я выбираю горе», — объясняю я дорогому Шону в один из вечеров в Counting House. Мне так плохо, что я неспособна танцевать, не срываясь в истерику. Австралийский дизайнер с лицом монаха Осси массирует мне плечи, а Рози, художница из Новой Зеландии, держит за руку.

(Пауза. В дни подобных страданий друзья по танго дают вам то, что отнимает эротическая любовь. Поэтому мы все здесь. Бывшие пары превосходят численно тех, кто вместе, в десять раз. Я не одна здесь такая. Диджей Эл и его немецкая подружка только что разошлись после трехлетней связи и с серыми лицами сидят на противоположных сторонах зала, избегая смотреть друг другу в глаза.

Но есть и другая причина оставаться здесь — эго. По словам Гавито, самое восхитительное в танго, что оно никому не принадлежит. Истинная правда, только каждому из нас хотелось бы лично обладать им. Отсюда такое трепетное отношение к «своей территории». Несмотря на боль, оставаясь на милонгах, мы тем самым говорим: «Я держусь за свою землю, я отдал танго годы жизни, и меня не согнать с моего стула рядом с диджейским пультом. Можете разбить мне сердце. Но даже не думайте, что вам по силам отобрать полагающееся мне по праву!»)

— Он в одночасье сменил меня на Задницу, — горько признаюсь я Шону.

— Дорогая, никем он тебя не заменял. Он сменил тебя на танго. Собственно, он с самого начала выбрал его. Вот почему вы не вместе.

Позади меня сидит с глазами, полными слез, Глэдис. Наши беды сблизили нас. Она недавно разошлась с непроницаемым шотландцем и много танцует с Джошуа. Мне приятно смотреть на них: это делает ее менее несчастной, а я так боюсь, что, не вынеся переживаний, она может уехать обратно в Аргентину. Кроме того, я безоговорочно верю, что подруга не перейдет границы с Джошуа. Ведь, в отличие от меня, ей самообладания не занимать.

— Твои чувства к нему не любовь, а вожделение, — заявляет она. — Один из уроков жизни.

— Но я любила его! — твержу я, как заезженная пластинка.

— Милая, ты как Дон Кихот с мельницами… — Шон гладит меня по голове. — Мыслишь абсолютными категориями. Но здесь прекрасного идеала тебе не найти, одни мужчины с проблемами. На протяжении двух лет ты переходишь из одной тьмы в другую, забудь про все, освободись от этого бремени и лети.

Я благодарна друзьям, но они не могут спасти меня от себя самой. Я слишком далеко зашла в своем невротическом цикле. Нет, не в том, уже известном нам. Теперь это цикл последствий — описанный все тем же танго-психоаналитиком:

1. Гнев/злость.

2. Жалобы.

3. Торжество истерического желания.