Двенадцать отважных

— Мы должны думать только о победе, — настаивал Борис.

— Нет! Мы должны думать и о своих тоже, — повторял Вася упрямо. — В селе остались почти одни только старики, женщины да дети малые. Ты хочешь подвести их под расстрел?

— Если бы наша армия так рассуждала, если бы все думали только о своих семьях, никогда бы мы фашистов не били. Так рассуждают только трусы!

— Полегче, — говорили Борису ребята.

— Я думаю, — возражал ему Вася, — что мы должны не только победить. Мы должны сохранить ну… как можно больше людей. А то убьем мы двоих-троих врагом, а заплатим за это…

— Мы должны бить, бить и бить! — твердил Борис. — И ни о чем другом не думать!

— Нет, мы должны думать! — так же упрямо отвечал Вася.

Остальные ребята большей частью молчали в этих спорах, они не могли бы сказать с полной уверенностью, кто прав здесь, а кто не прав.

Зима была тяжелая, голодная и малоснежная. А когда снегу мало, когда ветер метет поземку по голой промерзшей земле, становится особенно тоскливо и особенно холодно. Тем более, что все на тебе обтрепалось и пальто и потертый ватник светятся, как решето, и совсем дырявые валенки, ноги из них вылезают и шлепают прямо по снегу и ничего не чувствуют от холода. Приходится заматываться, закутываться в какое-то тряпье, а на ногах, обернутых портянками и разной ветошью, таскать страшенные лапти. Впрочем, может, это и к лучшему. Фашисты снимают с людей валенки, а говорят, могут из-за них и убить. Нет, нам жизнь еще пригодится! Мы походим и в лаптях.

Речка замерзла, берега ее присыпал сухой снежок.

Вход в пещеру был загорожен низким навесом и завалей ломкими на морозе ветками — сюда приходилось теперь вползать на четвереньках. Сперва, как только войдешь, кажется, что здесь, под землей, тепло, но потом холод начинает понемножку пробирать до костей. Руки мерзнут так, что перо в руках уже совсем не чувствуешь. Но если собраться всем двенадцати и сесть потеснее вокруг коптилки, то в общем ничего.

Зимою времени все-таки стало побольше. Можно было собираться просто так — посидеть и поговорить. И, конечно, вспомнить о славном Карове. Оказалось, что не один Вася думает о Карове, чуть ли не каждый готов был рассказать о нем историю.

Однажды Оля и Лена, пошептавшись, заявили, что у них тоже есть рассказ о Карове и они его сейчас прочтут.

— Только, мальчики, не мешайте, — сказала Оля. — А то еще начнете…

— Валяй, валяй! — сказал Володя Лагер. — Мы потерпим.

Даже в тусклом свете коптилки было видно, что Оля покраснела и волнуется. Читала она, запинаясь.

«Каров стал очень смелым партизаном, никто не мог сравниться с ним храбростью. Как-то раз на них напали враги. Каров со своими товарищами, которые тоже ничего не боялись, лежали в это время в лесу, в засаде. Увидев, что враги близко, Каров поднялся во весь рост. Он широкоплечий, высокий, глаза у него голубые, а брови соболиные. „Смерть фашистским оккупантам!“ — крикнул он так громко, что враги задрожали. В это время засвистела пуля, но Каров отбил ее прикладом своей винтовки».

— Что ты? — сказал в этом месте Толя Цыганенко. — Он ее зубами схватил!

Мальчишки захохотали все разом. Даже Надя с Ниной и те улыбались.

— Как вам не стыдно?! — закричала Оля. — Как вам не совестно смеяться над Каровым?!

— Да мы не над ним, — ответил Володя Лагер. — Мы над вами.

— Каров здесь ни при чем, — подхватил Володя Моруженко. — Он сроду пуль прикладом не отбивал. А ну, ребята, дайте я почитаю, — и он вытащил из кармана несколько листков бумаги.

Оля и Лена, очень красные и сердитые, спрятали свои листки.

— Не хотите, не надо, — сказала Оля.

Володя Моруженко начал читать. Он читал громко, с выражением. Голос его дрожал от усердия. Все насторожились.

«Сперва в мужественном отряде Карова все было хорошо, но потом пришла ужасная новость. Шесть человек и один самый мужественный старик, как наш Петрович, попали в лапы к врагу.

— Что же нам теперь делать? — говорили партизаны. — Как нам спасти наших товарищей по борьбе.

— Я знаю, — сказал Каров.

Партизаны убили одного фашиста и сняли с него одежду и сапоги. И вот Каров оделся в эту немецкую форму и вышел из лесу. Он знал, что его товарищей партизан привезли на допрос к самому генералу.

Гитлеровцы все в ряд сидели за столом, посередине — генерал, а перед ним стояли партизаны. Руки у них были связаны за спиной. „Говорите, где ваш отряд? — кричал на них генерал. — А не то мы вас замучаем!“ Но партизаны гордо молчали. Вот как было дело, когда вошел Каров в форме немецкого офицера.

„Здравствуйте, — сказал он по-немецки так правильно и хорошо, что даже генерал ничего не заметил. — Я к вам приехал издалека, из другого штаба. Что вы тут поделываете?“ — „Мы допрашиваем украинских партизан, — сказал генерал, — садитесь с нами“».

— Они его узнают? — шепотом спросила Лена, забывшая обиду.

— Нет, не узнают! — ответил Володя и продолжал: — «Партизаны ужасно удивились, когда они узнали Карова, но не подали виду. „А чего с ними возиться, с гадами? — сказал Каров. Это он нарочно так сказал. — Дайте их мне, я их всех расстреляю“. Но враги были тоже хитрые».