– И что мы празднуем? – сердито поинтересовался он, останавливаясь у костерка.
– Сеня, ты где-нибудь тут видишь шашлыки, баб? – спросил в ответ Жомов и, не дождавшись ответа, закончил свою мысль: – Значит, у нас не праздник, а траур.
– Логично, – согласился с ним Рабинович. – Сказал бы я вам, кто вы, но вы и сами это знаете.
Махнув рукой на нарушение сухого закона, единогласно принятого на время путешествия до Олимпа, Сеня сел у костра и потребовал себе посуду с соответствующим ситуации содержимым. Выпив первую рюмку, если это можно назвать именно рюмкой, а не ведром, Рабинович попытался обсудить с друзьями дальнейший план действий, но Жомов с Поповым дружно наорали на него. Под давлением большинства Сене пришлось уступить, и он, еще раз махнув на все рукой, принялся перевыполнять нормы по расслаблению. В итоге до сделанных Жомовым постелей из веток, кроме Мурзика, не дополз никто!
Изъятое из кладовых Авгия вино оказалось на удивление хорошего качества, и наутро с похмелья никто не страдал. Жомов, конечно, попытался изобразить жуткую головную боль и добраться до бурдюков, но Сеня встал стеной и не дал совершиться непотребству. В итоге Ваня, горестно вздохнув, принялся таскать вниз, к лошадям, мешки с провизией. Геракл, которому утром не полегчало, вприпрыжку бежал рядом, ухудшая и без того не радужное настроение Ивана и требуя поиграть то в «разруби гидру», то в «сожги феникса». Закончилось это тем, что Жомов его самым естественным образом отшлепал и поставил в угол. К ближайшему дереву.
Пока запрягали лошадей и загружали колесницу, Геракл так и стоял на месте, заложив руки за спину и обиженно надув губы. Жомов косился на него, раздумывая, не наградить ли своего нового сына хорошим подзатыльником в сержантском стиле, но, помня, как Геракл после процедур Телема начинал «агукать», отказывался от своих намерений. Не хватало еще того, чтобы этот здоровый детина начал мочиться в штаны, а бравому омоновцу пришлось бы менять ему подгузники. Которых еще, судя по всему, и не придумали!
Наконец, когда все было готово к отъезду, случилась еще одна беда. Геракл, вчера лихо скакавший на коне, вдруг заявил, что он маленький и садиться на лошадь ему мама не велела. Дескать, упадет и носик свой длинный греческий расквасит! Никакие уговоры и угрозы не помогли. Омолодевший Геракл только начал реветь и цепляться за ствол дерева, боясь, что его силой затащат на лошадь. Пришлось на него плюнуть и посадить в колесницу.
Развеселившийся полубог тут же принялся ковырять в носу, лезть Попову в карманы и громко пукать, приговаривая при этом какую-то идиотскую детскую считалку. Что-то вроде «пукнул раз, пукнул два, оторвалась голова!». Андрюша от такого проявления античной культуры мгновенно озверел и потребовал от Жомова взять «своего малолетнего идиота» к себе на лошадь. В ответ Ваня, естественно, послал Попова северней Магадана, и неизвестно, до чего бы они договорились, если бы в дело не вмешался Рабинович.
– Цыц, петухи! – заорал он, вставая между разозлившимися друг на друга друзьями. – Хоть перед греками российскую милицию не позорьте. А то ославили нас уже во всех вселенных…
Почему-то этот довод показался Жомову и Попову достаточно убедительным. Наверно, просто случайно о чести мундира вспомнили! Хмуро посмотрев друг на друга, криминалист с омоновцем пожали друг другу руки и разошлись по своим транспортным средствам. Освободившуюся лошадь Геракла Сеня привязал к колеснице и, позвав Мурзика, пришпорил коня каблуками милицейских башмаков. Ленивая животина, уже успевшая привыкнуть к таким тычкам по ребрам, презрительно фыркнула и неспешно тронулась в путь. Остальные члены экспедиции отправились следом.
Телем, выбравшийся из своей пещеры, чтобы проводить путешественников, встал на краю уступа и совершенно искренне решил пожелать им доброго пути. Подняв свою здоровенную ручищу над головой, он принялся неистово размахивать ею, при этом мило улыбаясь. Однако сей добрый жест был не понят Жомовым, потерявшим в лице впавшего в детство Геракла единственное развлечение в пути. Свесившись с лошади, Ваня подхватил с дороги увесистый камень и прицельно запустил его в единственный глаз циклопа…
Забегая чуть вперед, отметим, что зрение Телему с трудом, но удалось спасти его соседям. Однако когда он пришел в себя, то еще целую неделю вынужден был прикладывать медный таз к шишке на лбу, едва не превысившей размеры его собственной головы… Знал бы это Жомов, наверняка порадовался бы!
В дальнейшем путешествие протекало без приключений. Фыркали лошади, копыта стучали по камням на дороге, в кустах щебетали птицы… Геракл звал «папу» и говорил, что хочет «пи-пи», Попов орал на него и на Жомова, который на «папу» упорно не откликался, Ваня орал на Андрюшу, Мурзик гавкал на всех, Гомер начинал читать вслух стихи, а когда они все замолкали, с гор доносились вопли Телема, который не видел ничего из-за заплывшего глаза и то и дело натыкался на скалы…