Женька нашел выход. Чтобы не терять свой статус, он просто сменил обстановку. Он ушел от нас с Веней. Став Рексом, он нашел свой круг людей, окружил себя теми, кто принимал его, кому он был полезен, а не действовал на нервы, как Веня. "Если ты не приятен, то уж понятен", -- видимо, так решил он. Война разделила нас: мы с Веней заботились о своей защите, Жека -- о нападении на своих врагов.
Жека (Рекс). 2 августа 1998 года
Сегодня ночью я опять не спал. Может, с вами тоже так бывает? Приходится лежать и думать в темноте. Это давно вошло у меня в привычку, которая кажется безобидной, только вот последствия с годами сказываются все сильней. По утрам я чувствую себя невероятно равнодушным и уставшим от собственных переживаний. Вспоминаю ли я войну? Я не знаю: я ее просто ненавижу. Но война сама приходит ко мне, и стоит лишь мне остаться одному, как она тут же врывается в мою жизнь и овладевает ею.
Я уже давно вернулся оттуда, но все еще продолжаю вздрагивать, возвращаясь во сне в узкие улочки, в лабиринты глинобитных дувалов. Мне не суждено было понять этот город. Может, потому, что я не видел его, когда в нем не было войны? Кандагар понять непросто, еще труднее его забыть. Я так и не могу вырвать его из своего сердца. Годы идут, и мои воспоминания постепенно превращаются в раздражающую эмоциональную язву -- мир застывших мгновений.
Жека (Рекс). Осень 1982 года. Афганистан
...Веня только вылечился от малярии. У него все еще болели суставы и голова, его бросало то в жар, то в холод. Лечился он своеобразно: болтался весь день в арыке в надежде, что это поможет ему снять боль в суставах. От боли он не мог ни сидеть, ни лежать. Когда он ослаб до того, что не смог ходить, начало падать зрение и сильно понизилось давление, мы его сдали в медчасть. Он, оказалось, подцепил какую-то гадость: надо было избегать застойных вод, в которых обитает множество переносчиков опасных болезней. Но Веня, как Иванушка дурачок, кидался к любой луже, пока не стал козленочком. Он сожрал столько глистогонных таблеток, что теперь, сидя рядом с ним, можно быть спокойным -- всякая зараза выпрыгнет из тебя при одном только Венином взгляде.
Мы сидим с ним на плоской крыше дома. Осень. Солнышко ласково греет наши лысые головы. Дембеля улетают на Север. Скоро и наш дембель. Долг Родине почти оплачен, осталось только очистить Кандагар от духов, обезоружить и разогнать их банды в зеленке, обезопасить дороги от мин, прекратить массированные артобстрелы, перестать терять технику и людей, вывести войска и покончить с партизанщиной.
Уже третий день бригада бросает батальоны на проческу города, а с наступлением темноты судорожно выдергивает их. Скованные интернациональным долгом перед мирным населением, упорно огрызающимся в уличных боях, мы уходим, чтобы потом вновь вернуться. В эти дни обычно крикливый и шумный город не похож на себя - его улицы и проулки пусты и тихи. Только крики муэдзинов напоминают о нерушимости исламских традиций. Мирная жизнь города погребена под обломками взорванных домов и растоптана на пыльных улицах его пригородов.
Батальон прочесывает квартал за кварталом, загоняя моджахедов в мешок и подавляя очаги сопротивления. Но духи уходят, как песок сквозь пальцы. Для этого нас и оставляют на ночь в городе. Ночью мы ставим засады на вероятных маршрутах передвижений, днем - блокируем и прочесываем окруженные районы. Три дня назад на очередной проческе мы взяли шикарный бакшиш. Чесали улицу с кантинами. Ребята не стеснялись -- в бригаде, на выстреле, как мы это состояние называли, сидели дембеля с чемоданами. Я не мешал, но сам не брал. А в этом доме -- как черт попутал.
Хозяин дома был так напуган, что спрятался на женской половине. Вот когда его от туда мы доставали, одна из его женушек и сунула нам эту пачку денег. Хозяина мы не тронули, но деньги Веня взял. Кто понимает опасности войны, тот понимает и выгоду от войны. Это был не первый такой "хлопок" за время моей службы. Если все брать, то хватило бы не только на шикарный дембель мне и Вене. Жаль, Пашка уже отстрелялся. Но и ему были положены дембельские подарки.
Тогда в районе кирпичного завода зажали взвод из первой роты и закидали химическими гранатами. Потом мы за этими гранатами гонялись несколько дней. Там Паша и получил свои две пули. Его уложили вместе с другими ранеными в дом. Спустя некоторое время в окно комнаты, где они лежали, попал гранатомет. Очнулся он только в БэТэРе, заваленный труппами. Тогда-то крыша у него и поехала. Его с трудом удалось уложить в палату в Арианском госпитале - он стал бояться закрытых помещений. Но, как раньше уже бывало с ним, отчаяние помогло ему. Последнее письмо он прислал из госпиталя. Пишет, что поправляется. Встречу мы назначили на следующее второе августа.