Двенадцать рассказов

Это было красиво. В сгущающихся сумерках два танка на большой скорости, синхронно развернувшись, выскочили на позицию для прямого выстрела. Один только вид их маневра заставил наши сердца биться чаще, от полученной порции адреналина задрожали колени и слегка закружилась голова. Резко остановившись, одновременно, почти без подготовки они дали залп по второй сушилке на левом фланге. Облако густой, почти черной в наступающих сумерках пыли окутало сушилку. И одновременно рация заговорила заикающимся голосом Души: «М-а-а-р-с, М-а-а-а-р-с, я-а-а Ду-у-ша, я-а-а Ду-у-ша. Снаряды легли в пятнадцати метрах от нас. Сержант контужен, сержант контужен. Я-а Д-у-уша, прием!»

Все замерли в ожидании команды. «Спокойно, сынок, снарядов больше не будет. Поддержи атаку огнем, прием!» — в голосе комбата чувствовались нотки сдерживаемого смеха. Затем последовала команда «вперед», и мы уже почти в полной темноте, разрываемой нашими трассирующими очередями, молча ринулись на духовские позиции. С левого фланга заработал пулемет, это Душа поддерживал нас своим огнем. Духи бросили позиции и отступили, почти не оказывая сопротивления.

«Вот то самое место», — вертолетчики за соседним столом, нарушая табу, склонились над кем-то принесенной картой. Я бесцеремонно прервал своего собеседника и подошел к их столу. Сейчас, спустя столько лет после гибели ротного, я вдруг почувствовал, как слезы наворачиваются на глаза, и я этого не стыдился. «Вот то самое место», — сказал я себе через двенадцать лет, когда клочок бумаги перестал быть схемой местности и начал приобретать в моем сознании очертания чего-то вполне реального. «Смотри, здесь, на этом самом месте, меня ранило гранатометом в голову», — мой недавний собеседник вдруг ткнул пальцем в то место, где проходил маршрут нашей группы — за сутки до злополучной духовской засады!

«А ну-ка, брат, расскажи мне подробнее, как ты получил свой гранатомет в голову?» — до меня медленно стал доходить смысл происходящего. «Да сержант мне гранатометом по голове заехал», — он смотрел на меня глазами старого, больного, невероятно усталого человека.

«Душа, ты, что ли? Этого не может быть!» — повторил я уже несколько раз, не веря своим глазам. Вокруг нас образовалась группа наблюдателей.

«Да, я Душа. Я — Душа!» — худой, ослабевший от болезни человек стоял и плакал как ребенок.

Мы выбили духов стремительным броском, захватили их позиции и прочесали в полной темноте сад. Почти без потерь — в четвертой роте двое парней было ранено и один убит. Мы наткнулись на Душу, когда он тащил на себе Бека к нашим позициям. Бек мотал головой, засыпанной мелкой, как мука, пылью, и что-то бессвязно мычал. Было темно, мы совершенно ослепли от вспышек выстрелов собственных автоматов, но не заметить безумного огня в глазах и белозубой улыбки на опухшем и превратившемся в сплошной синяк лице Души было нельзя. Он заикался и дрожал всем телом, но, обладая завидным здоровьем, все же продержался до конца боя.

Позже официальной версией его травмы стало гранатометное попадание в нашу машину. А его доклад комбату стал анекдотом, превратившим Душу в бригадную легенду. Ему присвоили звание сержанта, и он пробегал с нами на равных до самого дембеля — с отключенным ударом Бека секундомером в голове: мир вокруг как бы замер, давая ему возможность жить своим особым ритмом.

Бека списали в Союз, и он больше к нам не вернулся.

Ротному посмертно дали орден «Боевого Красного Знамени», хотя он был представлен к Герою.

«Красную Звезду» за тот бой в роте получили пять человек, Душа, раненый водитель и Бек были в их числе. Еще семь человек получили «За отвагу».

За день до моего отъезда я приготовил подарки для Души, проявив при выборе большое старание. Он стал для меня каким-то особенным человеком. Я очень к нему привязался, проводя с ним все свободное время, рассказывая по его просьбе про те или иные события нашей службы. Мне хотелось попрощаться с Душой до отъезда, и я пошел пригласить его на ужин. Было тоскливо — я никак не мог придумать, что ему сказать, расставаясь. Дежурная, всегда бывшая в курсе всех дел в пансионате, остановила меня:

— Извините, но его нет. Он сдал номер, собрал вещи и уехал.

— Но час назад я его видел, и мы договорились о встрече.

— Вы из триста первого номера? Он просил вам передать конверт.

Взяв конверт, я вернулся к себе. В нем оказалась фотография. На ней была запечатлена вся наша рота, собравшаяся в курилке. Почти у каждого над головой стоял маленький вопросительный знак, поставленный рукой Души. Но над моей головой, головами ротного, Бека и самого Души вопросительные знаки были зачеркнуты. На обратной стороне фотографии была свежая надпись: «Если я забуду вас — забудьте меня».

И тут я все понял.