Двенадцать рассказов

Настоящее и будущее этого города по-прежнему определяются его прошлым — английскими пушками на площади. Но мы этого еще не понимаем. И бывшая столица одного из беднейших государств мира выдавливает нас, не разрешая нам остановиться в ней ни на минуту. Нам еще предстоит сделать для себя открытие: тот, кто вмешивается в афганскую политику, по большей части, лишь сильно обжигает себе руки.

Паша. Лето 1998 года

Я понял, что окончательно схожу с ума. Мою страну постоянно что-то раздражало, не устраивало или, наоборот, веселило в самый неподходящий момент. Я все время безуспешно старался помочь ей стать довольной собой и счастливой. И самое парадоксальное — ни на минуту не сомневался в том, что страна всегда права. Но она относилась ко мне так, будто я уже однажды совершил преступление, отбыл наказание — отдал чей-то интернациональный долг — и опять с упорством маньяка беру в руки топор. Конечно, с моей стороны было бы глупо раздувать из мухи огромного лопоухого слона. Однако инстинкт мне подсказывал, что мы нуждаемся в защите от своей страны. Было очевидно, случись что — спасутся только правительство, парламент и государственный аппарат. Но не для того я там устоял на ногах, чтобы здесь меня ставили на колени. Не рабами же мы вернулись оттуда?

Меня окружал мой собственный мир, отгороженный от всех гневом и недовольством. С ужасом понимая, что не такой жизни мне хотелось, я продолжал делать отчаянные попытки схватиться за соломинку, как откровенно не желающий затонуть гражданин. Мое тело действовало исключительно по собственному, явно взбесившемуся графику биоритмов, ломая жизнь всем окружающим, даже близким людям. Так, может, я бы и жил во взвинченно-нервном состоянии, с периодическими то тихими, то громкими истериками, если бы не остановился и не спрыгнул с этого поезда дураков после истории с Шурупом.

Это не было бегством — скорее, временной передышкой. Равноценной заменой отброшенной жизни стала покупка безумно большой сумки с кучей карманов и ручкой, похожей на ремень от автомата. В нее уместилось все, что было нужно для начала моего главного похода. Ненужное я оставил в прошлом: семью, войну и все, что с этим было связано. Когда самолет приземлился на посадочную полосу посреди пустыни Негев, ко мне пришло ощущение, что я попал в прошлое — бесконечные песчаные гряды напоминали Регистан. Я остался в этой крошечной стране, в которой, начав объясняться по-английски, нередко заканчиваешь беседу на русском. Земля, где человечеством были пройдены важнейшие вехи в истории, и где я поселился, чтобы понять, куда оно пойдет в будущем, стала моим новым домом. Попыток вернуться в свои воспоминания я не делал.

Однажды ночью мне позвонили и так долго молчали, что я подумал, не отключился ли телефон.

— Привет, — я взял инициативу на себя.

— Привет, — наконец, тихо сказали на том конце провода, — приезжай на второе августа.

Мне сразу стало ясно, кто звонит.

— Веня, не знаю. Попробую, — все, что я смог сказать в ответ, сознавая, что открываю дверь в запретное прошлое.

— Паша, кончай хандрить, приезжай. Мы с Рексом тебя ждем, — Веня резко прервал разговор, не оставляя мне шанса спрыгнуть.

За три дня до встречи я сломался и купил билет на самолет, туда и обратно.

Паша. 1 августа 1982 года. Афганистан

Ровные ряды выгоревших пыльных палаток раскинулись на границе с пустыней, рядом с построенным американцами аэродромным комплексом «Ариана». Бригада встречает нас бесконечными построениями и нарядами. Мы возвращаемся — сорок человек, за время отсутствия в расположении сделавших еще один шаг от дисциплины к разгильдяйству.

Если твой товарищ не слышит, что ты ему говоришь, то знай: сегодня он стрелял из гранатомета. В этом случае смех — сильное лекарство, к тому же самое дешевое. В чем тут дело? Веня объясняет это тем, что мрачное выражение физиономии, обычно сопровождающее первые попытки прислушаться, а затем глупо открытый с той же целью рот требуют напряжения большего количества мышц на лице, чем простая улыбка. Рецепт Вени прост: если ты получил по мозгам, и твоя голова готова лопнуть от сплошного гула, — улыбайся, ведь движение ушей к затылку обеспечит приток крови к мозгам, принеся блаженное чувство облегчения.

Именно поэтому Веня стоит, присыпанный пылью, и улыбается, как идиот, во весь рот. Он сегодня стрелял из гранатомета. Пытаясь заткнуть духовский пулемет, он пальнул с двух «мух» сразу. Этот ушлый засранец всегда таскает с собой эти «тубусы». Таких как он узнают сразу, и никто не упускает случая повеселиться.