Двенадцать цезарей

Взглянем на ситуацию еще раз и увидим, что истина в данном случае более сложная и многослойная. Она должна учитывать ревизионизм Флавиев, который утверждает, что Веспасиан захватил трон не по причине личной алчности, а из чувства гражданского долга, чтобы предотвратить беспорядки и серьезную угрозу власти закона и сената. Что можно об этом сказать? Неисправимо суеверный Светоний вводит читателей в заблуждение, связывая этот вопрос со знамениями. По-видимому, как предполагает Тацит, он прислушался к политической демагогии Флавиев.[229] Веспасиан у Светония — это человек, порабощенный верой в сверхъестественное, убежденный в важности знамений и мистических знаков, предсказывающих грядущее величие. Дион Кассий с некоторой долей недоверия (вероятно, слегка подняв бровь) принимает подобное объяснение: «Уже давно знамения и сновидения предвещали Веспасиану верховную власть».[230] Мы научились настороженно относиться к тем, кто демонстрирует невинность при получении блестящих наград или разыгрывает нерасположение к ним. Такое притворство — это условность, необходимое оправдание за успех, которого совсем недавно не сумели добиться другие. Перечень знамений у Светония служит пропагандистским целям — не больше и не меньше. Это касается быка, преклонившего шею перед Веспасианом, и удивительного кипариса, поваленного бурей, но на следующий день вновь стоявшего, а также поворачивающейся по своей воле статуи Юлия Цезаря и видения немощного вольноотпущенника, способного проходить сквозь стены храма. Это отрицание кровавого кошмара периода падения Вителлия и отвратительной неконституционной инаугурации династии реформ, рожденной беззаконием и ненавистью в год появления на свет самого Светония. Данный перечень — лучший способ для приукрашивания периода, когда засчитывались только дела, когда последние республиканские средства для достижения власти уступили место грубой военной силе, когда традиция (несоразмерная угрозе анархии) была истоптана сапогами множества жаждущих убийства, неуправляемых солдат. Он наделял победу Веспасиана свойством неизбежности там, где ее быть не могло: случайности, циничный эгоизм и приспособленчество сыграли такую же роль в становлении Флавиев, как любой мессианский предетерминизм, исповедуемый Веспасианом. Подобно юлианскому происхождению от богини Венеры Прародительницы и весьма выгодному для Нумерия Аттика видению того, как Август восходит на небо, это является предметом мифологии и легенд, которые невозможно проверить или опровергнуть. Что самое важное, знамения снимали с Веспасиана всякую вину: он не отвечал за то, что с ним произошло. Это была крайне удобная риторика, оправдывающая честолюбивые планы. В дополнение к этому Светоний, как мы видели, использовал похожие предзнаменования, чтобы внушить неизбежность падения Вителлия.

Античные источники приводят любые туманные предчувствия, чтобы подчеркнуть законность правления Веспасиана. Археологи в поисках древних амфор по указанию прорицателей, как сообщает Светоний, раскопали в священном месте Тегеи в греческой Аркадии сосуды с портретными изображениями, удивительно напоминающими Веспасиана. Но Светоний и Дион идут еще дальше, обращаясь к мистическим небесным силам. Они описывают, как новоявленный император лечит слепоту слюной и парализованную руку целительным ударом ноги. Это не циничный отчет (мы читаем, например, что это исцеление не произвело впечатления на александрийцев, и более того, оно вызвало у них искреннее отвращение[231]). Но в Древнем Риме те, у кого отсутствовал авторитет, получали выгоду от указаний на божественность. Сам Веспасиан, последовательно непритязательный, мечтает в Греции об удаче для себя и своей семьи, и этому можно верить, независимо от того, догадываемся ли мы о степени этой удачи или нет. Даже если подозревать гиперболу, послужной список принцепса в том виде, как он сохранился, прочно подкрепляет его соответствие верховной власти. Знамения, предполагаем мы, указывали на правильную кандидатуру. Говоря словами Светония, «Державу, поколебленную и безначальную после мятежей и гибели трех императоров, принял наконец и укрепил своей властью род Флавиев». Веспасиан привел в порядок казну, долг которой достигал сорока миллиардов сестерциев, после полутора лет, в течение которых насильственную смерть приняли четыре императора. Принцепс же, пользовавшийся уважением легионов, жестко контролировавший преторианскую гвардию и оптимизировавший членство в сенате, продолжал жить. Измученной гражданской войной империи необходим был верховный правитель, в то время как восстановление Республики осталось мечтой безрассудного меньшинства. Существовала вакансия. Разбросанные по провинциям легионы выбрали на нее Веспасиана. Закаленный солдат с характерным выражением лица, которое описывали как страждущее, не возражал. Все, что было нужно для этого, — стремление к величию и обладание дигнитас, которой дорожили римляне.