Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают

Я люблю нестандартные лица. А еще людей, которых про себя называю «со стержнем», а не с истерическим бабским надрывом, основанным на собственных рефлексиях и неудовлетворенности жизнью (чаще всего эта неудовлетворенность – полная чепуха, связанная с бытовыми мелочами, которые яйца выеденного не стоят). Но иногда такие лица бывают чем-то похожи. Разница – в интонациях голоса… Вначале я ошиблась. Думала, что это надрыв. А потом поняла – нет. Спинка всегда прямая, ножонки, как у балерины – носочки развернуты, шейка гордо вытянута, в глазах – немой вопрос к человечеству. Конечно же, про смысл существования. Сразу видно: максималистка. Таким всегда трудно. Я бы прочистила ей мозги, только не знаю, как начать, с чего…

Пока утром пила кофе (даже на завтрак не пошла!) и размышляла над этим вопросом, периодически встряхивая свое прогнившее нутро качаньем в отремонтированном кресле, она вдруг спросила:

– Вы – Эдит Береш?

Вот так, без обиняков. Никогда не думала, что услышу это имя еще раз. Что я могла ответить? Я сказала: «Да». И сразу же превратилась в чучело – в забытую Богом старуху, которая никак не может покинуть этот мир. Стыдно быть такой старой и беспомощной, когда тебя называют таким именем. Эдит Береш – это огонь и лед, утонченный профиль, пальцы в перстнях, черный бархат, плащ Гамлета, мантия Марии Стюарт! И даже… Даже фуфайка и чернильный номер на лбу. Но только не немощная старуха, на которую вот так смотрит эта девочка… Смотрю и в ее взгляде не нахожу болезненного сочувствия – она смотрит с восторгом.

Можно расслабиться.

Она садится рядом.

Она прекрасно понимает, что первое слово уже сказано, поэтому продолжает:

– Почему у вас на стене фотография другой женщины? Кто такая Леда Нежина? А это – Лебедь?

Я смеюсь. Она хочет оживить привидения моей жизни. Но я еще не впала в маразм! Эти привидения ко мне не являются. Просто я констатирую факты, перебираю имена, будто гадаю на ромашке: Леда, Лебедь, Эдит Береш… Когда лепестки заканчиваются на Леде, я радуюсь… Это значит, что я могу умереть спокойно. Умереть и встретить ее ТАМ, если тут не довелось. Вот тогда и скажу ей все, что думала, посылая белые лилии на каждую премьеру, все, что не давало мне покоя в Джезказгане, Каргополе, Шелуте, Вятлаге, в ледяном или знойном одиночестве…

Я скажу ей: «По сравнению с Эдит Береш ты навсегда останешься жалкой субреткой, маленькой бездарностью!»

…Нет, не слушай меня, девочка, которая принесла кофе, табак и трубку! Совсем не то скажу я. Не так я думала, посылая те проклятые цветы или вываривая червей из протухших куриных тушек в Каргополе. Сейчас я скажу тебе правду…

Я думала: женщина, которая будет после меня, будет лучшей женщиной в его жизни! Я была уверена. Именно это не давало мне покоя…

Наконец-то я смогла сказать правду. Смогла сформулировать ее в своей седой голове через столько лет. Странно…

Ты спрашиваешь, кто такой Лебедь? О, как я ненавидела это прозвище, хотя он им так гордился. Эта история похожа на тысячи подобных, происходивших в те годы. Она не заслуживает твоего внимания – этого напряженного внимания, с которым ты смотришь на меня. Что ты хочешь увидеть? Все равно ничего уже не видно за этим тяжелым занавесом времени. Я могла бы показать тебе свои фотографии, но, увы, я давно их уничтожила. Все до единой. От Эдит Береш не останется ничего, разве что старые слипшиеся киноленты, лежащие на полках обанкротившихся киностудий.

Мой муж был известным драматургом. Посмотри, не правда ли он хорош в этом монокле и «бабочке»?! Настоящий аристократ, хоть и родился где-то под Бояркой. Но главное: он умел написать так, что его понимали все. Интеллигенция улавливала подтекст, плоскоголовые – все принимали за чистую монету. Первые выносили его на руках из театра, вторые – спаивали в кабинетах и лезли с поцелуями. Вот во время таких поцелуев он и услышал то, чего так боялся! Ему нежно намекнули, что у меня странный, нездешний «псевдоним», темное прошлое и слишком большой гонор, что во Франции я имела неосторожность общаться с «женщиной легкого поведения» по имени Коко Шанель, что я и сама являюсь такой женщиной…

Он рассказывал это мне и плакал.

Он был растерян, как ребенок.

Он смотрел такими глазами, будто в его затылок уже упиралось дуло револьвера.

Только я могла отвести это дуло. Понимаешь, он был совершенно не приспособлен к жизни, к страданиям, и когда что-нибудь происходило, вжимался в меня, как испуганный кенгуренок.

Я поняла, что должна освободить его от страха. Я отрывала его от себя, как омелу, которая плотно врастает в ствол дерева. Все – с кровью. Но иначе было нельзя. Я отпустила его, мы расстались…

Я надеялась, что со временем все уладится, о нас забудут. А еще я знала: он безумно любит меня. Он остался на свободе, а за мною вскоре приехал «черный ворон».

Обычная на то время история… Бывали и хуже.

Вскоре он женился. На женщине, которая была лучше меня. Иначе я никак не смогла бы объяснить этого поступка.

– Она не лучше вас, Эдит!

Девочка произнесла это так уверенно. И повторила три раза, будто бы я и вправду была глухой.