Они пошли по тропинке, ведущей к Дому. Она была узкой, плохо расчищенной, зато по обеим ее сторонам возвышались снеговые горы, а дальше, за ними, там, где росли деревья, снег был первозданным. На нем ровными прямоугольниками лежали голубоватые тени освещенных окон. Стефка подумала, что именно за этими нереальными окнами и происходит то, что она представляла несколько минут назад – жизнь из другого измерения. Она взяла Эда за руку и повела по снежным завалам, туда, где были эти окна на снегу. Не сговариваясь и держась за руки, они осторожно, чтобы не смять снег, легли навзничь, раскинув руки. Два креста на фосфоресцирующей снежной поверхности. Деревья над ними переплетались своими длинными пальцами, закольцовывая простор и образуя ажурный купол. Между ветвями висели звезды. «Это небо похоже на живот изнутри, а мы – зародыши, – подумала Стефка. – Мы не знаем, что ждет нас в будущем, и поэтому держимся за прошлое, потому что оно уже прочитано и понятно…»
– Не плачь… – сказал он.
И услышал в ответ отчаянное:
– К черту!
…Двор осветился. Двери Дома распахнулись, выпуская гостей. Директор в одной сорочке вышел на порог, провожая делегацию. Стефка видела, что он все время кланяется, как китайский болванчик. Не хватало только молитвенно сложенных ладоней!
«Агитбригада» бодро прошагала тропинкой мимо Стефки и Эда, притаившихся за снежной грядой. В их сторону полетел окурок, и Стефка зажала ладонью рот, чтобы не рассмеятся.
– Слава богу, отбыли… – сказал мужской голос.
– А мне их жаль… – откликнулся женский.
– Ха-ха! Да это же пауки в банке!
– А мы что, разве лучше, Димочка?
– О! А мы вообще акулы шоу-бизнеса! Ням-ням! Поехали ко мне водку пить! В этой богадельне не наливают!
Все засмеялись.
Захлопали дверцы машин. Зашелестели шины…
– Пора! – сказала Стефка, отряхивая снег. – Официоз закончился. Начинается вторая серия!
Часть вторая
«Увядшие цветы выбрасывают»
Я очень люблю момент, когда вставляю ключ в замочную скважину. Мне приятно осознавать, что у меня есть дом и что он принадлежит только мне. Я переехала в пригород, хотя уже два года не работаю в Доме для одиноких актеров театра и кино. Но я захожу туда каждый день. Чтобы принести свежее яйцо Альфреду Викторовичу, чтобы посидеть и поболтать с «молодоженами» – Павлом Петровичем и Серафимой Николаевной и в сто первый раз полистать альбом с Лялей Брониславовной…
В город я выезжаю нечасто, хотя недавно получила права. Мне нравится жить тут, посреди тишины и деревьев, в собственном доме. Правда, он слишком мал для такого громкого названия – «дом»: кухня и комната. Но кухня не похожа на обычную: плита отгорожена раздвижной деревянной перегородкой, в центре – круглый стол на гнутых медных ножках со стеклянной поверхностью, вокруг него – кресла. Кухня очень большая. На столе – компьютер, бумаги, газеты. Если приходят гости, все это убирается. Я расстилаю ярко-зеленую скатерть, ставлю такого же цвета чайник и чашки. На стене в кухне висят картины, иконы, фотографии… Тут мне уютно. В комнате на стенах тканые гуцульские коврики с геометрическими узорами – черными, алыми, желтыми. Я люблю геометрию. Хотя в школе по этому скучному предмету мне еле-еле натягивали «тройку».
Теперь я знаю, что через точные науки можно прийти к самому неожиданному, да что там – к чему угодно…
Возле окна в комнате стоит кресло-качалка. Я никогда не сажусь в него и никому не позволяю этого делать – оно достаточно потрудилось в прошлом столетии, пусть отдохнет. Когда я прихожу домой, всегда говорю ему: «Приветствую вас, мой генерал!» И мне кажется, что кресло покачивается в ответ.
…Сегодня я собираюсь как следует поработать. Но сначала я варю кофе и, пока за перегородкой попыхивает кофеварка, смотрю за окно. Там идет снег… Чисто и светло в мире. Так чисто и светло, как бывает только зимой или иногда… внутри тебя – немного слева от сердца и чуть ниже, там, где находится тот 21 грамм, на который худеет человек, когда умирает…
Мои 21 грамм – на месте. Я это достаточно четко ощущаю.
Когда я допью кофе и насмотрюсь на снег, начну работать…
Телефонный звонок. Длинный – междугородный. Перепутала – международный.
– Тут дождь… – произносит знакомый голос.
– А у нас снег… – отвечаю я.
– Когда твой самолет? – спрашивают в трубке. – Тебя все ждут… Завтра церемония награждения. Не хочу стоять на сцене без тебя!
– Я не приеду, – говорю я, – я там умру, ты же знаешь…
– Но мы вернемся вместе! И это – твоя победа!
– Это мое поражение, – говорю я. – Я этого не хотела. ОНА этого не хотела. Поэтому я сейчас должна засесть за работу. Это будет совершенно другое кино…
– Я тебе верю. Но пойми – это твоя победа!! И… ИХ тоже.
– Кого мы победили, дурачок?..
Пауза.
– Время. Забвение. Старость. Ложь. Себя. Другое нас не должно волновать.
Пауза.
– У нас снег… – тихо говорю я.
– Я еще застану его. Я возвращаюсь как раз на Рождество… Я уже взял билет.
– А я… сдала свой.
– Я в этом и не сомневался. Просто очень захотелось побродить с тобой по Елисейским Полям. Купить тебе платье, пирожные…
– Как поля? – спрашиваю я.