Двенадцать. Увядшие цветы выбрасывают

– …и когда после премьеры мы подъехали к моему дому, и я уже должна была выйти из авто, он с силой захлопнул дверцу и скомандовал водителю: «Гони на вокзал. Быстрее!» Это было похоже на похищение Европы. Я дрожала и всю дорогу молилась…

– Мезгирь бросил Купаву ради Снегурочки… Лель отрекся от Снегурочки ради Купавы… А Снегурочка растаяла… Так все запутано в этой жизни…

Она больше ничего не может сказать. И больше ничего не скажет… Память постепенно отпускает ее в плаванье по золотой речке в золотом кораблике. Туда, где она – юная и прекрасная – стоит под дождем лунного света и тает в нем…

Туда, где она накидывает на оголенные плечи мех и маскирует печальный взгляд вуалькой, а фотограф говорит ей: «Улыбнитесь – сейчас вылетит птичка!» А потом говорит: «Готово!» – и открытки красавицы с «холодной» завивкой раскупают восторженные школьницы. И мечтают о такой же яркой, праздничной жизни.

И не догадываются, что юная и прекрасная Леда уже умерла в цветах…

Возможно, я бы тоже хотела умереть в цветах – тех, которые приносили бы мне после каждого удачно написанного сценария. Но я не такая романтичная и не такая слабая!

Тысяча чертей!

…Островок мерцающего света с елкой посредине. Справа от зала – темный туннель коридора. В нем тихо. Молодая женщина с распущенными волосами строго машет рукой: «Меня – не надо! Не снимай!», улыбается и идет по коридору и растворяется в его колодезной глубине.

Зачем ты оставил этот кадр?! Мы так не договаривались. Я не собираюсь таким образом «плевать в вечность»! Меня все это больше не интересует. Я хочу быть по ту сторону кадра. Я ненавижу лицедейство. Ненавижу любую зависимость – от обстоятельств, денег, ненужных и навязчивых людей, от собственных комплексов, от воспоминаний. И поэтому я желаю писать собственный сценарий. Но так, чтобы немного слышать и другого СЦЕНАРИСТА и идти за ним. Хоть он и бывает слишком сентиментальным. Как жизнь. А сентиментальность нынче не в моде…

…Камера следует за ней, туда, где в самом конце туннеля вдруг вспыхивает прямоугольное пятно. Это – экран. На нем – женщина в костюме из джерси. Репортеры, люди в черных костюмах, аэропорт Орли. Архив Госфильмофонда. Женщина с тонким профилем, прямые черные волосы… Море цветов. Толпа колышется, как вода в ведре, захлестывает женщину. Поглощает ее. Крупный план. Улыбка…

Больше – ничего. Сколько ни искала – только этот кадр. Больше – ничего…

…Уборщица сметает с ковра конфетти.

…и включает телевизор в холле. Включает тихо, чтобы не потревожить обитателей Дома. У них сегодня была чудесная ночь…

На экране – Пугачева, Киркоров, Галкин, Задорнов и Петросян…

Неужели это будет вечно, думаю я, неужели я не придумаю чего-нибудь другого?..

Я нажимаю на кнопку, и экран компьютера освещается голубым светом, а потом на нем возникает заставка: заснеженный парк. Тот самый…

Глава последняя Сила трех ножей

– Ну что, хорошо повеселились? – улыбнулась Эдит Береш, когда Стефка вошла в ее комнату. – А я, наверное, погорячилась с ночной прогулкой… Мне и до кресла-то не добраться… Видишь – валяюсь, как колода. И поделом! Сколько же можно? Кресло заберешь себе, как обещала. Иди, отдыхай. И хорошо повеселись на празднике!

– Я останусь с вами, Эдит! – сказала Стефка.

– Какие глупости! Хочешь, чтобы я потратила последние силы на то, чтобы запустить в тебя тапком?! Марш! И выпей за меня рюмочку! Когда-то я так любила брют…

– Может быть, все же пройдемся по парку?.. Я вам помогу. Там так красиво! Там такой снег… Я хочу познакомить вас с Ледой…

– Девочка, – покачала головой Эдит, – зачем ворошить память двух никчемных старух? Это не мудро. Иди. Завтра – праздник и три выходных впереди. Воспользуйся ими с умом. А я постараюсь дождаться тебя. И не забудь привезти мне табак. Тот уже закончился. Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Эдит!

– И запомни, что я тебе скажу…

– Почему так долго? – спросил Эд, когда она вышла на улицу. – И почему ты – одна?

Стефка молчала. Она думала о том, что сказала ей Эдит Береш: