Двенадцать

Теперь Белый Майк уже забеспокоился. Он надеялся, что у Хантера не наступила «шуба»[35], хотя точно и не мог представить, что стоит за этим словом. А его друг то и дело поглядывал через плечо, как будто его преследовало нечто ужасное.

Хантер видел, что происходит Они с Белым Майком тонули, потому что вся вода устремилась в сторону Девяносто шестой улицы и стала собираться там, на вершине холма. И Хантер уже снова шел по земле, и находился он под крестом на Мет-Лайф-билдинг. Тут он заметил, как на него полетела огромная волна; поднявшись из каньона, она нависла выше зданий. Волна была темная-темная, совсем черная, и заслонила луну. Вот-вот вода обрушится на них с Белым Майком. И тут в его сознании возникла картина, которую он запомнил навсегда огромная масса воды взметнулась на сотни футов над пылающими деревьями, которые отражались в ней, и внезапно сквозь ее толщу пробился белый лунный свет.

Белый Майк видел, что с Хантером творится неладное. Он развернул его в другую сторону, спиной к центру, и стал ловить такси. Оба стояли и ждали.

Хантер стоял, а волна подкатывалась все ближе, нарастала, ревела громче раскатов грома, и когда этот звук заполнил его уши, Хантер начал вопить, чтобы перекричать шум В этот момент рядом с ними остановилось такси.

— Все в порядке, Хантер, — сказал Белый Майк когда Хантер в такси заорал, а таксист занервничал и собрался их высадить. Белый Майк бросил ему через перегородку двадцать долларов и попросил не останавливаться.

76

Эндрю просыпается от волнения. Уснул он в одежде, на неразобранной постели, и сейчас он весь липкий, ему неуютно, он нервничает. Сегодня будет вечеринка, из тех, на которых он не бывает. Вечеринки вроде этой часто случаются, но его туда никто не зовет, только потом Эндрю узнает, как все было. И вот, принимая душ, он мучается вопросом, не стоило ли подождать с этим до вечера, чтобы кожа выглядела получше. Ему хочется быть в форме, когда он встретит Сару. Наверно, стоит потом принять душ второй раз. Под душем он мастурбирует, чтобы не показаться слишком возбужденным, если станет обниматься с Сарой, хотя понимает, что такой шанс ему вряд ли выпадет. Когда он пойдет в душ еще раз, он, наверное, снова будет мастурбировать. Ради бога, у Сары же есть парень. Эндрю об этом не думает. На вечеринке, наверно, будут и другие девчонки. Он надевает джинсы и фуфайку, готовит себе яичницу-болтунью с сыром, помидорами и копченой говядиной, потом наливает себе стакан апельсинового сока. Эндрю быстро ест и моет посуду. Он волнуется и сам этому удивлен, его даже мутит от напряжения, а ведь еще совсем рано. «Чем бы сегодня заняться?» — думает он. Все самое важное сегодня произойдет только вечером. Может, ему стоит постричься? Да, именно. Постричься. После стрижки всегда выглядишь хорошо, конечно, если постригли тебя как следует.

Эндрю смотрит в окно парикмахерской на гомосексуалиста лет сорока. Светлые волосы у того типа собраны в конский хвост, на нем облегающие черные джинсы и рубашка, расстегнутая на груди. Гомосексуалист делает стрижку женщине. Эндрю решает, что хочет пойти в обычную старомодную парикмахерскую. От нечего делать Эндрю начинает размышлять, не является ли он гомофобом. Он не дружит ни с одним «голубым». У него практически нет знакомых «голубых». В школе у них есть только один откровенно «голубой» парень, но Эндрю с ним не знаком. И все же он уверен, что предпочтет пойти в старомодную парикмахерскую. Эндрю, как ему кажется, помнит, где такая находится, — это далеко, на Восемьдесят первой улице.