Двенадцатая дочь

— Именно так, — почтительно кивнул я. — При этом он получит власть мирным путем. Прошу заметить, Ваше величество. Он войдет в город не как завоеватель, а на правах законного хозяина…

Старик опустил голову еще ниже. Острый конец царского посоха скользнул по мокрому песку — прочертил небольшой крест с кривыми, будто увядшими лепестками. Наконец, алыберский царь медленно поднял пальцы ко лбу, сдавил узкую переносицу:

— О, это ужасно. Какая бездна коварства! Откуда известно про похищение?

— Мы допросили Плескуна, Ваше величество. Он рассказал нам об этом замысле своего повелителя Чурилы.

Леванид слегка вздрогнул. Быстро глянул, нахмурился… И вдруг улыбнулся — широко и ясно:

— Милый мальчик, это ловушка.

— Прошу прощения, Ваше вели…

— Плескун заготовил нам ловушку. Поверь мне! Милый мой Алексиос, он намеренно рассказал тебе об этих планах. Чтобы ты сошел с дороги. Чтобы позабыл про муромского мужичка! И кинулся спасать благородную девицу…

— О нет, Ваше величество. — Я тряхнул головой. — Это невозможно. Плескун не в том состоянии, чтобы хитрить. Его воля подавлена, он покорно отвечает на любые вопросы…

— Послушай, мой мальчик. Гнилое дерево не приносит свежих плодов. И черная ехидна будет изворачиваться наизнанку, но никогда не разродится белоснежным жеребцом. Все, что выходит изо рта чародея, — отравленный ветер. Не обольщайся тем, что он сбрил бороду и потерял разум. Яд мертвой змеи разит еще сильнее.

— Наследник Зверко испытал на Плескуне волшебный перстень, — тихо возразил я. — Плескун полностью в нашей воле. Он теперь говорит только правду.

— Возможно, он говорит правду. — Царь Леванид тяжело приподнял брови. — Однако правда, добытая благодаря лютому волшебству, — дурная добыча. Мое сердце стонет от предчувствия. Добром не кончится это, милый мой князь Алексиос…

— У меня есть другое предчувствие! — вдруг сказал я, поддавшись внезапному раздражению. — Я чувствую, что поиски муромского богатыря — тупиковый путь. Это всего лишь миф, пустая мечта!

— Как? Что такое…

— Нет никакой деревни Карачарово, Ваше величество! Вы знали об этом? Не знали? А я вот узнал. И расслабленного крестьянина — тоже скорее всего не существует. Зато — простите меня за прямоту, Ваше величество, — зато существует живая девушка, которой угрожает опасность. Мы обязаны ее спасти. Мы обязаны идти к Властову.

Царь Леванид вдруг быстро поднял правую руку в воздух… Не знаю почему — я вздрогнул, будто испугался… и смолк.

— Разве ты говоришь мне правду, Алексиос? — спросили старые карие глаза.

— Я говорю от чистого сердца, Ваше величество, — с легкой обидой в голосе ответил я. — Моя цель — спасти девушку от насилия и бесчестия…

Царь побледнел — будто от внезапного болезненного приступа. Опустил руку и вместе с ней опустились его грустные глаза.

— Видимо, настала пора прощаться, Алексиос… — глухо сказал он. — Прости меня. Я ухожу на поиски муромского богатыря. Свои машины тоже заберу, не сердись. Если найдешь в себе силы последовать за мной… я буду счастлив.

И он ушел. Не быстро, не оборачиваясь, бухая концом посоха по камням. А я остался стоять с перевернутым сердцем — стоять, опустив ошеломленную голову, слушать сонный перезвон крови в мозгу, глядеть на маленький корявый крест, начертанный на мокром песке в том самом месте, где мы навсегда расстались с царем Леванидом Зиждителем.

Только впоследствии, спустя немало времени, мучительно путаясь в воспоминаниях этого безумного дня, я понял, и с легкой оторопью осознал, и теперь готов поклясться: самую последнюю фразу царь Леванид произнес по-русски совершенно без акцента — чисто, негромко и грустно.

* * *

— Эй, не роняй соплю, князь Алеша! — Сильный толчок — я едва устоял на ногах! — это Данька ударил плечом, тяжко протопал мимо с пыльной корзиной на горбу. — Чего такой грустный?! Давай, помогай грузить!

Я посторонился, пропуская оживленного Стырю, тащившего раздутые кожаные мешки (алая рубаха потемнела от пота).

— Можете занимать «Будимир», — вздохнул я. — Алыберы уходят вместе с камнеметами.

Данька не ответил, утащил свою корзину дальше. Через минуту вернулся — часто дыша, блестя зубами, склонился, лихо хлопая ладонями по порткам: облачко пыли поднялось и поплыло над примятой травой.

— Не плачь, князь Алеша, — рассмеялся он. — Ничего страшного. От тебя Леванид ушел, а от меня — Посух с Бустей. Телега едет — комья отваливаются…

— Слишком большой комок… — Я сглотнул. — Может быть, Леванид прав? Надо все-таки искать Илью Муромца?

— Я тебе скажу, что надо делать, — усмехнулся Каширин. — Срочно сообщить Катоме, чтобы усилил охрану своей дочки.

— Неправильный ход! — вдруг раздалось у меня за спиной.

Данька сощурился против солнца, я обернулся — крепкая женская фигура на солнечном фоне. Широкие плечи, длинные руки — легкое волнение в коротких светлых волосах.

— Неправильный ход, — повторила полуденица Псаня, делая короткий четкий шаг вперед и поднимая ледовито-голубой взгляд. — Мой хозяин Траян Держатель предлагает более изящный вариант действий.

Мы с Данькой переглянулись. Стенька снова вышел на связь?