Двенадцатая дочь

— Ерунда, Данька. Это формальная свадьба, так нужно для дела. Потом разведешься… И потом… далеко не всем удается жениться по любви, ты же знаешь…

Вдруг — как ветер весенний, хохот и пламя! Рыжая, как юная лисичка, и быстрая, прыгучая, как белка, — милая дурочка Рута прибежала, набросилась, зачирикала:

— Князь, премиленький князь! Я тебе рыбку поймала, пожарила, вот!

Тыкает в грудь, в лицо, в нос какой-то сверточек, узелок, белый платочек — пальчики в жемчужных чешуйках, пахнут речкой.

— Вот, я сама испекла, в угольках! Никто не помогал! Смотри, смотри какая зажаристая получилась! Для тебя, князь!

Выхватила из распустившегося узелка что-то золотисто-рыжее, хрустяще-переломчивое, с белыми, сладкими, жаром пышущими пластинками плоти внутри.

— Осторожно, миленький князь! Горячо-прегорячо!

И тут же, с ходу:

— Закрой глазки, открой уста сахарные, скорей-скорей!

Синие смеющиеся глазки, подтягивает к моему лицу крохотную ручку с рассыпчатой бело-розовой мякотью, я невольно открываю рот: хлоп! теплой ладошкой по губам, хлесткими пальчиками по щетине на щеках.

— Вот тебе, хи-хи! А спасибо сказать?

Едва не подпрыгивает, пританцовывает — жаркие волосы повлажнели на концах, прилипли к стальным колечкам кольчуги, белые рукавчики сорочки выбились из-под тесных железных рукавов, тоже мокрые…

— Я очень благодарен вам, любезная княжна…

Вдруг — будто туча надвинулась:

— Я вам не мешаю?

Боже мой, Данила! Что за сумрачный голос…

— Ой, братец, любименький братец! — Рута в ужасе кинулась к нему. — Прости меня, прости! Я совсем забыла-презабыла! Тебе тоже хочется рыбки, я сейчас поймаю, мигом!

— Я не люблю рыбу.

Все, уходит. Стряхнул девчонку с плеча, как рыжего котенка.

— Братец… прости меня… я глупая и злая! Что за чудовищный характер… Меня передернуло. Быстро, в несколько широких шагов я нагнал Каширина.

— Мы не закончили разговор, Даня. Ты женишься на Метанке?

— Ой, братец! Какая прелесть! — завизжала Рута, подскакивая на стройных ножках. — Ты нашел себе суженую! Ой, а покажи мне ее, ну пожа-алуйста, бра-атец!

Он обернулся с сонным лицом.

— Да плевать я хотел. На все. Делайте, что хотите.

Я удовлетворенно кивнул.

КЕГЛИ (дневник Мстислава-бедолаги)

Страшное мохнатое фасеточноглазое чудище висело на моей стене, вонзив жуткие когти в обои. Я откинул красивое тело на пухлую спинку кресла, прицельно сощурил левое око, подвигал челюстью, собирая в пасти необходимое количество слюны, и…

Плюх! Харкотина жахнула в стену в трех миллиметрах от твари. Перепуганная муха резко стартовала — охая, дергаясь от ужаса и хватаясь за сердце, перелетела десятью сантиметрами южнее, чуть левее лубочной картинки.

— Дыщ! — озвучил я. — Проклятие! Наши косые зенитчики никак не научатся нормально сбивать еропланы противника. Необходимо срочно поправить прицел.

Протянул руку к кружке и, с удовольствием купая нос в рыхлой пене, качественно поправил прицел «Опорьевским Крепким». Воспользовавшись вынужденным техническим перерывом в деятельности наших сил ПВО, вражеский летучий объект на стене нагло расслабился и принялся издевательски сучить ножищами.

— Ах ты падла, — хрюкнул я. — Ну берегись.

Дыщ! На этот раз плевотина ушла совсем мимо, залепив прямо в лубочное изображение моего друга Лехи Старцева (Лех, прости, я случайно). Плохо дело, подумал я. Совсем никакой меткости. Надо тренироваться на мишенях, а уже потом пытаться сбивать реального противника.

Вошла мишень. Вежливо постучав, слепой Лито с ворохом бумаг под мышкой скользнул в кабинет, скользя рукой по стеночке.

— О, привет, — сказал я, чудом заставив себя сглотнуть. — Хрен ли ты приперся, дружище? Пива и так мало осталось…

— Свежие военные сводки принес, — деловито сообщил Лито, активно шаря ручищей по столу в поисках бутылки. Я быстро подхватил ее и поставил на пол, под кресло.

— О, сводки, это классно. Давай.

Лито недовольно шмыгнул. Нудным голосом зачитал, водя пальцам по царапинам в бересте:

— От нашего информбюро. Только что ребята сочинили.