Слушая подзабытую мелодию и глядя на моего друга, я только улыбнулся в ответ. По мне музыка у Тото мелодичная, но слишком уж простенькая. Меняются поколения — меняется музыка. Когда-то джаз считался чуть ли не развратом, потом такое же отношение было к песням «Битлз». Прошло время и уже другая, более современная музыка стала восприниматься бывшими любителями джаза в штыки, а мелодии МакКартни стали классикой. Помню я эти комсомольские поговорочки: — «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст». Кстати, Михалковское творчество эти стишата. Тот ещё приспособленец был. Хотя почему был, он ещё вроде жив.
— Привет, парни. Вить, что с гитарой решил? — Лёха, в клетчатых шортах и футболке с трафаретным рисунком Дип Пёрпл, подошёл и пожал нам руки.
— Сейчас Паша посмотрит и может быть у нас будет интересное предложение.
— Вон там на полке лежит, смотрите, — Алексей даже не скрывал, как он расстроен досрочной кончиной инструмента. Сам он, видимо чтобы не расстраиваться, уселся на стул и начал что-то наигрывать на отключенной Музиме.
Три порванные струны немного затруднили вытаскивание гитары из чехла. Да, прилетело ей знатно. Ребро колонки на три куска раскололо пластик и датчики, оставив даже вмятину на дереве, около верхнего рога. Я внимательно осмотрел кобылку, колки, ручки потенциометров и прикинул геометрию грифа. Всё в норме. Немного заедают колки, но это поправимо. Для порядка поморщился и немного вывернул один из обломков, чтобы обнажились потроха. Переключатель и потенциометры целы.
— Восстановить можно, но придётся помудохаться. Корпус надо красить, датчики и пластик будут не родные, — озвучил я итог своего обследования. Лёха скривился, как будто я объявил заключение об ампутации ноги у близкого ему человека и чуть яростней зашевелил какой-то злобный гитарный риф. Хорошо, что полуакустика даёт негромкий звук.
— Меньше сотки не отдам, мне до завтрашнего вечера ещё триста надо найти. Гитару заберёте, двести останется. О, слушай! Сделка века. У меня ещё Регент-30 есть, тоже неисправный. За триста всё вместе заберёшь? Дам в подарок советский фузз с квакушкой. Я себе фирменный купил, поэтому Полтаву так отдам. Хоть что-то рабочее будет, — попытался подсластить пилюлю этот музыкант-дестроер.
— Показывай, — только и смог я сказать, не в силах отказаться от лучшего на то время гитарного комбика. Лёха показал рукой нужное направление и снова забренчал что-то чуть более радостное.
В углу скопилась куча переломанной техники: два разбитых барабана от энгельсовской установки, раскорячивщиеся дюралевые пюпитры, непонятная микрофонная стойка с отломанной ногой, два «Электрона-10» с изодранными колонками, ведро с клубками проводов в нём. «Regent 30 H» стоял чуть в стороне, упакованный в чехол. Уже стаскивая чехол, почувствовал характерный запах сгоревшей изоляции. Точно. Почерневший силовой трансформатор, с обуглившейся изоляцией — это первое, что бросилось в глаза, как только я залез во внутренности.
— Лёха, а ты внутрь заглядывал? — я озадаченно почесал голову, разглядывая потроха комбика. Гитарист отложил инструмент и подошёл к нам.
— Это что? — ткнул он пальцем в обуглившуюся, и местами лопнувшую изоляцию.
— Это полярный лис пришёл. Как он ещё не загорелся, просто чудо какое-то, — пробормотал я, помял пальцами один из проводов и показал ему осыпавшуюся рассохшуюся обмотку.
— Отремонтировать можно? — осторожно поинтересовался Лёха.
— Новый трансформатор найдёшь? — по-еврейски ответил я вопросом на вопрос.
— Неа… откуда. Вот же блин. Мне за него пятьсот давали, не отдал. А он через месяц сгорел. Значит не будешь покупать?
— Неужели они так стоят?
— Если крюки в «Лейпциге» есть, то можно за двести пятьдесят выкрутить плюс пятьдесят-сто на лапу, а как только за двери вышел — уже шестьсот, как минимум, — рассказал он мне нехитрые парадоксы социалистической торговли. Устроиться продавцом в магазин «Лейпциг», продающий товары из ГДР — это эпический подвиг, который обеспечивал победителю небывалый социальный статус. Я знал, что даже «блатные» иногда ждали своей очереди по полгода, чтобы отовариться таким агрегатом.