Двенадцатая реинкарнация

— Тогда стоит поговорить о микросхемах памяти и арифметическо-логическом устройстве. У нас определённо прорыв в этой области. Сдерживает только неповоротливость прохождения регистрации патентов и авторских свидетельств. Опять же наша система патентования раздражает. Требуют подробно растолковать все детали и особенности каждого изделия. С таким подходом к делу любой может к нашим идеям присоседиться. Сам же понимаешь, что безвестные студенты в мире науки не котируются. Упрёт идею кто-нибудь из маститых и припишет изобретение себе. Я тут американские патенты посмотрел. Те хоть зачитайся, конкретики не найдёшь. Общий принцип, простенькое описание, где вся схема прорисована блоками, и до свидания. Дальше сам догадывайся и разрабатывай. А у нас — прямо чуть ли не инструкцию положено приложить, как и что сделать нужно, чтобы повторить изделие, — отец раскраснелся, и под конец своей тирады уже вовсю размахивал руками, бурно жестикулируя, — В конце концов вопрос даже не в нашем личном приоритете. За державу обидно. Уйдут секреты за рубеж и они нас накроют валом своей продукции. Нет у нас таких производственных мощностей, как у них. Пока нет. Достроят заводы, будет видно, что получим. А пока некоторые изобретения лучше вообще не показывать. Полноценное производство нам не осилить.

— Всё настолько серьёзно? Нам есть что скрывать? — я удивился, хотя стоит признаться, что в связи со всеми последними событиями нет ничего удивительного в том, что я мог упустить нечто важное. Выпал я из деловой обоймы нашей организации и теперь огребаю сюрпризы.

— Есть, — буркнул отец и вытащил на свет божий пару картонных коробок, в каждой из которых без особого труда мог уместиться торт приличных размеров. Внутри коробки были выложены слоями листов из поролона и в них, ножками вниз, были воткнуты микросхемы. Много микросхем.

— Ну, процессоры и память, — я вытащил из каждой коробки по микросхеме, и по количеству ножек определил что есть что, — Маркировок нет, хотя на памяти стоят какие-то четвёрки, шестёрки и восьмёрки. И что?

— Это мегабайты, — наповал сразил меня отец одной короткой фразой в два слова, — Твои студенты — фанатики уже суперкомпьютер затеяли ваять. Даже комнату выбили в подвале под радиофаком.

— Почему в подвале? — машинально спросил я, хотя удивило меня совсем другое. Память.

Построенный в 1976 году американский суперкомпьютер Cray-1 имел память из шестидесяти пяти с лишним тысяч килобитных микросхем от Fairchild. А мы, значит, имеем возможность перекрыть их тысячи всего лишь десятком нашим плашек.

— А ты видел в продаже мощные кондиционеры? — вопросом на вопрос ответил отец, — Радиаторы для процессоров у нас неплохие стали делать, но они пассивные. Вентиляторов на общем корпусе при обычной комнатной температуре уже недостаточно, а в подвалах УПИ всегда было жутко холодно. Даже в середине лета. Нашей элементной базе не обязательно наличие комнатной температуры. Наоборот, чем прохладнее, тем лучше.

— Простынут ведь ребята… — озаботился я здоровьем своих энтузиастов. Говорю опять не то, о чём думаю. Оттягиваю момент истины.

— Пф-ф… Они с терминалов работают, — фыркнул батя, посмотрев на меня, как на недоумка и подтолкнул мне лист бумаги, — Ты лучше на характеристики процессоров посмотри.

Мда-а. Ещё один удар ниже пояса. Дождался. Взял листок и впечатлился по самое не могу.

Микросхема была оборудована 32-битным арифметическо-логическим устройством вместе с 64-битным математическим сопроцессором, который был построен на трех частях: сумматор, умножитель и графический процессор. Такой сможет работать и с "длинными командами", а отдельные конвейеры для АЛУ, сумматора и умножителя смогут передавать до трёх инструкций за такт.

С зеленоградцами мы только на словах проговаривали перспективу подобных решений, и вот на тебе — я держу в руках действующую модель. Очуметь!

— Откуда? — только и смог я спросить, лихорадочно соображая, что такие вещи действительно надо прятать, и поглубже. Во всём мире разработчики млеют от успехов восьмибитных решений, а у нас опять всё не слава Богу. Через целое поколение перепрыгнули.

— Ты наверное забыл, что мы им НИОКР оплатили, — напомнил мне отец про одну из наших хитрых инвестиций, — Так что деньги не пропали напрасно. Как только результаты появились, зеленоградцы их в маски одели, и к нам примчались. У себя они бы не скоро смогли сырую разработку в производство запустить, а у нас анархия. Плана нет. Одно слово — лаборатория. Опять же и подотчётны мы только сами себе. А процессор действительно необычный. У него конвейеры в функциональные единицы доступны программно. В результате он способен выполнять определенные графические алгоритмы и алгоритмы с плавающей точкой на исключительно высокой скорости, но производительность в общих приложениях хромает.

— Прямо таки и примчались? И с великой радостью тебе свои разработки в клювике принесли? — не поверил я отцу, пока не озадачиваясь особенностями микросхемы.