Дверь

- Я не могу. Мне, понимаешь, некогда ждать, пока герой раскроется; я иду на взлом его души. Я взломщик. Джинн.

- Дай брынзы, - сказал Петров. - Бог наградил тебя способностью к эмпатии, как детей, собак и психов... Кто это плачет?

- Рампа. В Станиславские по конкурсу не прошла.

В отделе, большой светлой комнате с тройными рамами, бывшей графской спальне, украшенной гроздьями алебастровых купидонов, никого, кроме Лидии Алексеевны Яркиной и аспиранта Кости Пучкова, не было. Соотдельцы, не ушедшие в отпуск, ждали в конференц-зале книжный ларек.

Лидия Алексеевна, вооруженная всеми своими голубыми каменьями, смотрела в окно. Что-то мучило ее. Петров знал, что у нее была схватка с администрацией.

Пахло прелью (именно так пахнут хризантемы) и гиацинтом - именно таким, но, разумеется, более сложным, поскольку из Франции, был запах духов Лидии Алексеевны.

Костя все еще читал рукопись Петрова и день ото дня становился все молчаливее, даже как будто злее. Прыщей на Костином лице поубавилось. Он говорил на этот счет:

- Я регулирую метаболизм дерзостью. - Он и сейчас дерзил, вопрошая несколько в нос: - Лидия Алексеевна, дорогая, о чем это вы, голубушка, задумались?

Лидия Алексеевна уголком платка сняла с ресниц слезинку. "Ого, подумал Петров, - значит, крепко ее задели".

- Задумалась я о "Курочке Рябе", - сказала Лидия Алексеевна. - Вы помните эту сказку? - Она посмотрела на Петрова и на Костю уже сухими глазами. В ее каменном голубом гарнитуре глаза были самыми голубыми и самыми драгоценными. - Я вам ее напомню. Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба. Снесла курочка яичко, не простое - золотое. Дед бил - не разбил. Баба била - не разбила. Кстати, зачем они били золотое яичко? Дед, понимаете ли, бил - не разбил. Баба била - не разбила. Мышка бежала, хвостиком махнула, яичко упало и разбилось. Плачет дед, плачет баба. Опять же, кстати, - если били, то зачем плачут? Ведь цель достигнута. А курочка кудахчет: "Не плачь, дед, не плачь, баба, снесу я вам яичко не золотое, а простое". Спрашивается, о чем сказка... Александр Иванович, скоро Рыжий Левка придет, отведите его в столовую. - Лидия Алексеевна встала и пошла к двери. Шаг у нее был уверен и зол.

- А вы знаете, когда бьются золотые яйца? - спросил Костя.

- Нет. - Лидия Алексеевна остановилась в дверях.

- Когда падают. - Костя вытянул длинные ноги в разбитых красно-белых кроссовках чуть ли не на середину комнаты. - Моя бабушка толковала эту сказку просто.

- Как же?

- Золотое яичко - это любовь. Вот и бьют свою любовь дед и баба. А мышка та серая - сплетня. Вот и плачут они над разбитой любовью.

- Кто же тогда курочка?

- Судьба. Мораль. Если хотите - Афродита.

- А простое яичко?

- Долг. Иногда говорят - привычка.

Лидия Алексеевна смотрела на Костю с разгоревшимся любопытством, близорукие ее глаза потеплели, даже замутились золотистыми пятнышками. И вышла сна, не хлопнув, как ожидалось, дверью.

Перед обедом пришел пятиклассник Рыжий Левка с двумя товарищами. Они были похожи на связку гранат.

- Мама у начальства, - сказал Петров. - Велела вас в столовую отвести. А может, пойдем в мороженицу?

- В мороженицу мы одни сходим. - Левка переглянулся с товарищами, из чего стало ясно, что в мороженицу они пойдут не одни.

Петров прожил с Левкой неделю: Лидии Алексеевне нужно было срочно поехать в Москву к оппоненту, а Левка был болен. Тогда он учился в четвертом классе.

- Вы поезжайте, - сказал Лидии Алексеевне Петров. - Я с вашим Левкой побуду.

Левка был скептичен и мрачен. Он паял радиосхемы и говорил несколько слов, чаще всего: "пробьемся", "нормально" и "в семечко".

Когда вернулась мать, Левка на прощанье произнес речь:

- Дядя Саша, хотите я к вам приходить буду? А то, я вижу, вам дома тоже поговорить не с кем.

- Пробьемся, - сказал Петров. - И в семечко.

Когда он вернулся домой, пожив с Рыжим Левкой неделю, Софья сказала:

- Мне кажется, ты бы не прочь там застрять.

Петрову нужно было бы заслониться неопределенной улыбкой, ответив: "Конечно, конечно", - но он раскрылся, застрекотав:

- Чушь. Глупости. Что за бредни. Нет слов.

В столовой, как полагается мудрым, ели молча, размышляли. За компотом Левка сказал:

- Дядя Саша, мне мама обещала трюндель, а ждать ее у меня нет времени.

- Трюндель - это что?

- Треха.

- Учу-учу бабушку, - подосадовал один из Левкиных друзей. - Простые вещи не может запомнить.

Петров выдал Левке "трюндель".

- Скажи мне, как ты относишься к Бабе Яге? - спросил он вдруг.

Левка недовольно глянул на своих ухмыляющихся друзей. Потом на Петрова посмотрел строго.

- Дядя Саша, если бы я вас не знал, я бы подумал, что вы над нами желаете подшутить. Но вы серьезно, и я серьезно - так?

- Так.

- Я думаю, там без подлости не обошлось. Я невысокого мнения о наших предках. - Мужественный пятиклассник выловил грушу из компота пальцами, съел ее, нарочито чавкая, и компотом запил.

Вернувшись в отдел, где по-прежнему никого, кроме уснувшего за столом аспиранта Кости Пучкова, не было, Петров сосчитал алебастровых купидонов их оказалось двадцать восемь - и спросил:

- Костя, как ты относишься к Бабе Яге?