Дверь на двушку

– Как «ну и что?»! Представь, что тебе надо обидеть, допустим, сороконожку… А ты знаешь сороконожку только по детским книжкам, где у сороконожки детки ходят в ботиночках, а она завязывает им шнурки. И вот ты кричишь наобум: «Эй, сороконожка! У тебя тридцать девятая нога кривая. Шнурки на ботиночке развязаны! Щетинки неровные, линька не удалась!» А сам даже не знаешь, обидно ли сороконожке такое слушать и есть у нее детки в ботинках или нет.

– Да, – кивнул Боброк. – Видать, эти эльбы со времен Митяя ни с кем из людей не сталкивались… Но как они оскорбляли, как старались! Мол, такой я лентяй, что мне и ложки деревянной не вырезать, и пахать я не умею, и лыка не вяжу – не сплести мне лаптей!.. Прям смешно даже, на что люди раньше обижались!.. А тут лежу и думаю: и это правда, и это… все кругом правда! В общем, лежал я так довольно долго. Солнце зашло, лучи в окна не били, и я опять потерял эти пятна… Но я хорошо помнил, где они находятся, потому что долго на них смотрел.

И тогда Боброк перевернулся на живот и на четвереньках пополз к ближайшему окну. Он помнил, что на пути пятен вроде не было. Выполз наружу, повис на руках, а потом просто оттолкнулся посильнее от дома и спрыгнул… Когда очнулся – пополз к машине. И там уже, у машины, его подобрали свои. Оказалось, его уже искали. Месяца два он восстанавливался… Рану на ноге залечили быстро, но с ожогом были проблемы. Видно, слизь попала в рану. Долго еще ему мерещилось всякое разное…

Долбушин поморщился. И ему много разного приходилось видеть, особенно во сне.

– Все эти годы я избегал этого места. В дом больше не ходил. Уверен, болото еще больше расползлось. Раньше лишь первые три-четыре этажа были захвачены, а теперь они уже и наружу вылезают, в наш мир… – Боброк кивнул на песчаный холм.

– Болото расширяется из-за тайника Митяя в Межгрядье. Этот дом – место смешения миров. Понять бы только, где тайник. Я имею в виду: точку в нашем мире! – сказала Кавалерия.

Боброк поморщился:

– Догадываюсь. Ручка есть? И бумага?

Кавалерия коснулась серебряной руки на нерпи, погрузила кисть в пространство, как фокусник погружает ее в свой черный цилиндр, и словно белого кролика извлекла из воздуха блокнот и ручку. Боброк недоверчиво потрогал ручку пальцем, хмыкнул и нарисовал дом. Поверх дома он изобразил три овала. Два верхних наплывали один на другой, нижний же с верхними не пересекался, но под их нажимом отодвигался вниз.

– Вот так, – сказал Боброк. – Когда у Байкала строили дом, то мало того что место выбрали неудачно – материалы для дома были еще хуже.

– Почему? – спросила Фреда.

– А самой догадаться? – Боброк искоса взглянул на Фреду.

Та приняла вызов:

– Вы, конечно, хотите сказать, что кирпич – это глина? Глина – это полевой шпат. Шпат – это каолинит и силикаты. И еще рядом уникальное озеро с базальтами. И наносы водных потоков с кучей примесей, осадочные породы, скальное выветривание, органический ил. Каждый кирпич этого дома уникален и неповторим. Наверняка попадаются части двойников закладок в виде мельчайшей пыли. И вот все это вместе собрали и – блестящая идея! – построили дом в той точке пространства, где Митяй Желтоглазый устроил в Межгрядье свой тайник!

Боброк покачал головой.

– Умна, мать! Умна аки ехидна! – серьезно похвалил он. – Мало того что давление на почву – тут еще и складки мира собрали в одну точку! И тайник Митяя в Межгрядье! В общем, наш мир вдавился в болото. Внутри этого дома миры смешались.

– И где, думаешь, точка, совпадающая с тайником? – спросила Кавалерия, разглядывая рисунок.

И опять Боброк едва не столкнулся с ней стеклами очков:

– Где-то тут. У этого дома глубокие подвалы. Я как-то пытался достать чертежи, но в строительном архиве кто-то вычистил всю папку. Там было только это… – Боброк вытянул из внутреннего кармана пожелтевшую газету. Крупный шрифт на первой странице сообщал: «Столичный предприниматель Ингвар Тилль открывает в Улан-Удэ клуб смешанных единоборств. Это стало возможным при финансовой поддержке фонда Альберта Долбушина». – Газету Боброк сунул под нос Долбушину. – Ваших рук дело?

Тот пробурчал, что не помнит. И правда, такие клубы его делмэны открывали во множестве, после чего передавали их форту Тилля. Тиллю они нужны были для взращивания новых кадров и одновременно как форпост на новой территории. Сам Долбушин в эти дела не влезал, предпочитая не знать, что происходит в этих клубах дальше.

– Ну да… – сказал Боброк, верно исстолковав ответ Долбушина. – Пусть мясник Тилль сам разделывает свои туши… Мы же подпишем счет – и забудем!

– Я не получал удовольствия! – раздраженно ответил Долбушин.

– Угу. В удовольствии-то все и дело! Палач скажет на Страшном суде: «А я не получал удовольствия!» И его сразу пустят в рай. Нет, дорогой мой! Эльбы требуют не удовольствия, а добросовестной работы!