Дверь на двушку

Яра задохнулась, внезапно поняв, что ее дурачат. Будят в ней внутреннюю БаКлу – непогрешимую, правильную, всех обличающую, ведающую абсолютную правду. Поощряли ее ораторствовать, потому что, ораторствуя, она опьянялась своей болтовней, глубже дышала и в легкие проникало больше вони. Яра попыталась сосчитать пальцы – и не смогла. Они были как щупальца. И ноги как щупальца. И было их очень много, не меньше восьми. И не то Яру испугало, что они теперь щупальца, а то, что она не знает, как на них ходят. Каким щупальцем из многих делать шаг? Этим? Нет, этим!

Яра спуталась, дважды сделала шаг одной ногой, споткнулась и упала на что-то, что показалось ей новым матрасом в клеенке. Повалилась она мягко, боком, с опорой на локоть, чтобы не ушибить ребенка, о котором не забывала ни на секунду. И только мгновение спустя, благодарно прильнув к матрасу усталой щекой, поняла, что образ клеенки возник оттого, что переродившемуся эльбу надо было скрыть в первый миг свою скользкость.

– Ул! – крикнула она.

Но Ул почему-то не спешил к ней на помощь. Шагах в пяти от нее он наносил по воздуху быстрые удары саперкой. Дрался Ул самозабвенно: то бросался вперед, то уклонялся, то вспарывал саперкой воздух. Вот только противника у Ула не было: он бился с пустотой.

Родион хотел броситься к Улу на помощь и тоже рубить и рассекать, но Боброк цокнул языком.

– Красиво эльбы сработали! – сказал он.

– Эльбы?

– Ну да. Засандалили в него паутинку, незаметно так, вкрадчиво. Вон она через затылок проходит. Была она тонкая, я едва различал. А сейчас уже как шпагат.

– И зачем?

– Для подмены реальности. Ул у вас человек устойчивый. Настоящий шныр, да еще и ребенка защищает. Обычными вещами его не подкупишь. И вот они транслируют ему, что кто-то напал на Яру. И он ее защищает. И до тех пор будет защищать, пока без сил не грохнется.

Долбушин подошел к Коре и молча забрал у него зубастую дубину. Взвесил ее в руке, как бы сравнивая с зонтом, затем подошел к Улу сзади и двумя ударами перебил медузе щупальце. После первого удара Ул едва не бросился на Долбушина, но после второго связь была уже нарушена, и, получив свободу, Ул застыл, недоверчиво глядя на Долбушина.

Только что он явно видел что-то другое, враждебное, причиняющее Яре вред, а теперь это другое вдруг превратилось в главу финансового форта, тоже врага, которого, возможно, стоило убить просто на всякий случай. И Ул стоял и пыхтел как бык, опасно держа саперку в полусогнутой руке.

Но тут рядом опять закричала Яра, и Ул метнулся к ней. Он летел напролом, не разбирая дороги. На бегу он взмахивал саперкой с такой яростью, что его разворачивало от силы собственного удара. Встречающихся медуз он просто разносил. Что у вас там? Стол с осетрами и черной икрой? Давно мечтал! И черная икра от удара летела во все стороны, правда, повисала почему-то на куртке не икрой, а каплями разбрызганной слизи.

Наконец Ул пробился к Яре и по ручку вогнал саперку в медузу, держащую ее в плену.

– Такой красивый матрасик… зачем ты его порвал? – с укором пробормотала Яра и закрыла глаза.

Там, где недавно прорубался Ул, возникла отчетливая тропа. По ней торопливо хромал Боброк, за ним пнуйцы, Сухан, Штопочка и Кавалерия. Кавалерия придерживала очки рукой, хотя они были с дужками и могли держаться сами. Когда какое-либо щупальце тянулось к ней, Кавалерия, все так же придерживая очки, пристально начинала смотреть на него. Препарируемые взглядом Кавалерии, щупальца отдергивались и искали себе добычу полегче. И нашли…

Родион, шагающий в стороне от основной тропы, намеренно выбирал медуз покрупнее и останавливался перед ними.

«Ну… что ты мне покажешь?» – словно спрашивал он.

Ему показывали богатство, успех, комфорт… он лишь брезгливо морщился. Какая-то молоденькая медуза, опутав ему щупальцами ноги, показала машину из автосалона, натертую, блестящую, пахнущую так, как это бывает только в автосалонах – смесью заводской консервирующей смазки и освежителя. Родион не стал допытываться, откуда современная машина могла взяться в доме, построенном несколько десятилетий назад. Его забавляло другое… Не особо разбираясь в технике, медуза торопливо, прямо на глазах, улучшала свою приманку. У автомобиля поменялся руль, сиденья, коробка передач… Двигатель, роль которого поначалу исполняло громоздкое сооружение, напоминающее паровой котел, когда Родион удивленно всмотрелся в него, само собой поменялся на восьмиклапанный, потом на шестнадцатиклапанный.

«Ага! Свечи-то забыл!» – подумал Родион.

По щупальцу панически забегали бусины, и на двигателе возникли вдруг шестнадцать маленьких полосатых свечей для торта, торчащих в четыре ряда по четыре штуки. Потом свечей стало разом тридцать две – эльб, видя интерес Родиона, решил удвоить мощность мотора.

«Бред! – подумал Родион. – Хотя почему бред? Все эти подробности эльб взял из моего мозга. Для него что автомобиль, что римская колесница – никакой разницы… Значит, такая путаница не у эльба, а у меня в голове!»