Дверь останется открытой (СИ)

1953

— Уолтер, домой!

— Ну папа, мы же ещё не закончили! — возмущенно крикнул щуплый подросток с острыми скулами, закутанный в казённый серый шерстяной шарф.

Снегопад усиливался, мимо проехал тяжёлый военный грузовик, буксуя на нечищенной дороге.

— Я не буду повторять дважды. Темнеет. У нас есть правила, и ты о них помнишь.

Один из мальчишек сочувственно посмотрел на него.

— Лютый папаша. Каждый день в одно и то же время. Хоть бы раз забыл на часы посмотреть.

— Он не забудет, — Уолтер тоскливо бросил взгляд на серые одинаковые казармы, и сплюнул. — Идиотское правило. В этом месте что днём, что ночью ничего не происходит. Можно выйти наружу в любое время суток, и все будет одинаковым.

— Ну, не знаааааю… — протянул его собеседник. — Как по мне, по ночам тут жутковато.

— А как по мне — скучно. — Уолтер развернулся. — Я пошел.

Высокий худой мужчина с поджатыми губами, одетый в форменный китель, стоял у окна с маленькими карманными часами в руке. Окно светилось теплым оранжевым светом. Маленький военный городок постепенно погружался в темноту. День на севере был коротким, а ночи — длинными. Высшее руководство военной базы проживало в отдельных квартирах, и эти оранжевые окна были единственным, что напоминало о домашнем уюте в мире снега и казённых серых шарфов.

Снег двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю. Времена года отличались между собой только тем, насколько часто шел снег — и ещё тем, насколько рано подступала темнота. Чем раньше темнело, тем меньше Уолтер мог проводить времени снаружи. Этот уговор был странным условием отца — одним из тех его решений, которые он никогда не объяснял. Не объяснял он многого. Например, того, зачем Чарльз Ковач объявился после стольких лет и забрал сына из Штатов, и почему не сделал этого раньше. Почему он не предпринимал никаких попыток общаться с сыном, бросив его на попечение шлюхи Сильвии, готовой отдаться каждому встречному за пару купюр.

В детстве Уолтер фантазировал о том, что его отец — тайный агент. Возможно, работал на правительство. Может быть, даже выполнял секретные миссии и контактировал с инопланетными цивилизациями. Чем дольше он жил с матерью, тем больше разочаровывался, и постепенно фантазии об отце-супергерое перестали быть утешением и рассеялись.

Реальность была скучной, плоской и простой. В ней не было места даже для ненависти к матери, только для презрения и отвращения. Впрочем, десятилетний Уолтер Ковач испытывал отвращение ко всем, включая себя самого. Горящая сигарета, которую он затушил об глаз обидчика в памятной уличной стычке, была ярким подтверждением этого факта (и заодно, на редкость приятным воспоминанием, коих было немного).

Откуда отец узнал о его существовании? Откуда он знал о том, что происходило в его жизни, и почему он увез его, тринадцатилетнего, на эту богом забытую военную базу, так ничего и не объяснив? Следил, или это произошло случайно? Уолтер не верил ни в бога, ни в случайности, потому что бог не верил в него самого. Вопросов без ответа было слишком много, и он решил не искать эти ответы. В конце концов, здесь на севере было не лучше, и не хуже, чем в Америке. За исключением тишины и безлюдности, которая была скорее достоинством этого унылого места. Немногочисленные сверстники, дети других офицеров, были не слишком умны, но помогали несколько разнообразить будни. Большинство из них родилось прямо здесь, кого-то привезли в младенчестве. Они смотрели ему в рот, как на пришельца с огромного континента, и на них было легко влиять. Создавать свои правила и условия игры. Ему это нравилось. Однако основные правила и условия игры задавал отец, и с ними приходилось считаться.

Дома было тепло. Старший Ковач пил чай из железного подстаканника и что-то отмечал на топографических картах. Уолтер с любопытством заглянул через плечо.

— Садись, я ужин приготовил, — рассеянно проговорил отец, не поднимая головы. — Не хочешь мне помочь?

Уолтер хотел. Он взял тарелку с какой-то кашей непонятного происхождения и уставился на карту. Отец протянул ему красный карандаш и линейку.

— Проведи линию вот здесь, вдоль границы. И ещё вот здесь, на пятнадцать миллиметров вправо от моей отметки.

— Что это?

— Ничего особенного. Просто местные военные поселения, вроде нашего. Многие заброшены. Командование решило, что нужно все их переписать, понятия не имею зачем.

— Скучная работа.

— Да, невесёлая. Здесь не так много возможностей развлекаться, ты уж извини.

— Мне без разницы. — Уолтер равнодушно прочертил очередную линию и заметил, что один из населенных пунктов на карте остался без пометки. — Смотри, ты пропустил один.

— Этот заброшен уже лет двадцать. Его нет смысла отмечать, наверняка там остались одни развалины. — Отец устало потер переносицу. — Карты старые. В эту чёртову глухомань даже новые карты завезти не могут.