Дверь в любую сторону

«Мозг освоится с новой ситуацией. Припомните: в каждый момент времени вы используете не больше сотой доли процента своей памяти. Мы опустим только то, о чем у вас никогда не возникает причин подумать. Например, память о вкусе клубники; планировка дома, в котором вы жили подростком; первый поцелуй».

Это тебя несколько встревожило: ты хотел остаться собой. Максимальная сосредоточенность! Какой вкус у клубники? Не помню, не уверен даже насчет цвета. Такие круглые, как яблоки, только мельче. Цвет такой же, как у яблок, или близкий к ним - в этом я уверен, только сомневаюсь даже по поводу цвета яблок.

Но ты решил, что можно прожить и «отредактированным», раз это не нарушает твою сущность. Ты улыбнулся и сказал: «Не трогайте первый поцелуй».

Вот я и не могу найти решение этого ребуса: кем надо быть, чтобы сознательно прыгнуть в черную дыру. Не могу, потому что не помню того, что помнишь ты. Если начистоту, я - вообще не ты.

Зато поцелуй я помню. Прогулка в темноте, мокрая от росы трава, серебряная луна над деревьями. Я поворачиваюсь к ней, а она, оказывается, уже давно повернулась и подставляет губы. Неописуемый вкус, скорее, ощущение, а не вкус (не путать с клубникой), мягкость языка и твердость зубов - все на месте. За исключением главного: понятия не имею, кто она такая!

Чего еще мне недостает? Знаю ли я, чего я не знаю?

Я был ребенком лет девяти, и по соседству не осталось ни одного дерева, на которое бы я не влез. Я был осторожным, аккуратным, методичным верхолазом. Забравшись на верхушку самого высокого дерева, я мог глядеть поверх леса (разве я жил в лесу?) и восторгался, возносясь из-под сумрачного полога на яркое солнце. Никто не умел лазить по деревьям так, как ты; никто даже не подозревал, как высоко я могу вскарабкаться. Там был твой никому не ведомый тайник. Он располагался настолько высоко, что весь мир представал оттуда морем с зелеными волнами, зажатым горами.

Меня подвела собственная глупость. На пороге той высоты, с которой начинается солнечный свет, ветви становятся хрупкими, тонкими, что твой мизинец. Они устрашающе подгибались под твоим весом; однако я хорошо знал, сколько они могут выдержать. Мне было страшно, но я был осторожен и отлично сознавал, что делаю. Зато ниже, в ярусе толстых, надежных веток, я становился беспечен. Правило безопасности - три точки опоры, но как-то раз я потянулся к ветке, не заметив, что другая моя рука осталась в воздухе, потерял равновесие и опрокинулся. Долго я парил в воздухе, окруженный одними ветвями; я тянулся к ним, но хватался за одни листья - и падал, падал, падал. Одна мысль сверлила меня, пока я несся вниз, мимо листьев и ветвей: как же я просчитался, как сглупил!

Вспышка воспоминаний без итога. Скорее всего, я шлепнулся наземь, но этого в памяти нет. Либо меня нашли, либо я сам приполз домой, контуженный, и взмолился о помощи, но ничего этого я не помню, хоть убей.

До дыры полмиллиона километров. Если бы я двигался по эллиптической орбите вокруг здешней звезды, а не вокруг черной дыры, то уже вошел бы в соприкосновение с поверхностью. Я уже побил рекорд приближения, но пока что, если судить без форсажа, смотреть не на что. Рассудок не в состоянии свыкнуться с мыслью, что такая мощь не доступна глазу. Зато форсированным зрением, что сродни телескопу, я могу различить черную дыру - черный сгусток, ничем не отличающийся от окрестной тьмы, за исключением странного хоровода звезд вокруг.

Мой корабль шлет на станцию непрерывный поток телеметрии. Меня подмывает присовокупить к этому голосовой комментарий, но сказать мне нечего. Существует один-единственный человек, с которым мне было бы интересно поболтать, но ты пока что представляешь собой кокон при абсолютном нуле, ибо ждешь, чтобы я влил себя в тебя и стал тобой.

Мой эллипс делает сближение все большим, все сильнее меня ускоряет. Я все еще нахожусь в тисках Ньютона, я еще далек от сфер, где властвует Эйнштейн.

Десятая доля солнечного радиуса. Чернота, вокруг которой я обращаюсь, уже вполне обширна, чтобы различить ее без телескопа, она так же велика, как Солнце, видимое с Земли. Благодаря гравитации чернота на фоне звездной россыпи кажется обширней, чем диск самой черной дыры. Квадратный корень из двадцати семи, деленный на два - где-то в два с половиной раза больше, уточняет ученый. Я завороженно жду продолжения.

Моему взору предстает пузырь непорочной черноты. Раздуваясь, он распихивает звезды. От моего скольжения по орбите звезды шарахаются по небу: сначала они приближаются к черной дыре, потом, подгоняемые гравитацией, смещаются вбок. Я наблюдаю за звездной рекой, огибающей невидимую преграду. Зрелище звездного течения так завораживает, что я таращу глаза и ничего не могу с собой поделать. Гравитация тянет каждую звезду либо в одну, либо в другую сторону. Если бы звезда прошла точно позади черной дыры, то на мгновение превратилась бы в кольцо света. Увы, такое совпадение случается редко, случайно его не подсмотришь.