Незаметно следуя за братом, я дошёл до оврага, увидел как он пошёл по мосту, как вдруг, ярко освещённый серебристым светом полной луны, навстречу ему с другой стороны стал удивительно быстро приближаться человек в чёрном. Они встретились примерно на середине моста. Чёрный человек легко поднял моего брата и швырнул его вниз. Раздался глухой звук упавшего с высоты тела, и наступила жуткая тишина. Чёрный человек, склонившись через перила, смотрел вниз, туда, где лежал мой брат. И тогда я, не помня себя, вдруг стал кричать на одной высокой пронзительной ноте. Человек на мосту отпрянул от перил и мгновенно оказался рядом. Он положил руки мне на голову, я стих и, уже теряя сознание, хорошо рассмотрел его лицо, ярко освещённое луной. Это были вы, Сергей Александрович.
Он смолк, переводя дыхание, и снова отпил из бутылки. В комнате царила тишина. Переверзев нарушил её:
– Да, это был я. Твой брат, чтобы ты знал, был убийцей с садистскими наклонностями. Незадолго до этого он зверски убил, медленно зарезал опасной бритвой двух ребят, которые на тот момент были чуть старше тебя. Это доказанный факт, Кирилл, если тебе это ещё не известно. И если бы не Анна, в доме которой он скрывался, я бы достал его раньше, но исход нашей встречи был бы таким же. Жаль, что с нами нет следователя с редкой фамилией Философ, он погиб далеко отсюда в тайге, но полковник Орлов тоже был свидетелем тех громких событий и может всё подтвердить, хотя кому теперь всё это нужно. Продолжай, нам важно знать, что тебя привело к нынешней жизни, к необходимости убивать детей. Всё остальное уже второстепенно.
– Это не совсем так, Сергей Александрович. Никто не может со стопроцентной уверенностью сказать, что в этой жизни является главным, а что второстепенным. Все события в ней взаимоувязаны, и даже есть соображения высокоучёных людей о том, что взмах крыльев бабочки в неизмеримо далёком прошлом может оказать своё влияние на события, происходящие сейчас в этой комнате.
– Возможно, не стану спорить. И, тем не менее, понимая важность дискуссии о взаимосвязи явлений в нашем вероятностном мире, всё же давайте ближе к теме.
– Хорошо, чувствую, с вами интересно было бы поговорить на отвлечённые предметы, но, как вы справедливо заметили, сейчас не то время и не те, к сожалению, обстоятельства. Итак, мой брат умер. Я хорошо помню его похороны. Это был ненастный день, приближалась гроза. Гроб опустили в яму, и вскоре на могиле стоял чуть криво установленный крест и фотография брата, перечёркнутая в левом верхнем углу траурной лентой. С неё он полупрезрительно смотрел на присутствующих, словно говоря всем: «Смотрите, я уже здесь, а вы всё ещё там: мучайтесь, страдайте и завидуйте». В это время я услышал, как моя мама говорила Анне, что скоро умрёт, а меня отправит в детский дом, поскольку ближайших родственников у нас нет. Сказала также, что если девушка не забудет меня, то где-то там ей воздастся. Анна промолчала, и я помню, что очень испугался тогда.
После похорон мы с мамой пошли домой, потом нас догнала Анна, а по пути нас застал жуткий ливень. Все насквозь промокли, дома сушили одежду. Потом был поминальный обед в очень узком кругу, мама много выпила и вскоре уснула. Анна посидела со мной, помогла улечься в постель, поцеловала в лоб и ушла. Ушла на долгие семь лет, и все эти годы я помнил этот поцелуй и её непередаваемый запах, от которого перед сном сладко кружилась голова.
Интуиция не подвела мою маму. Через год она умерла от непонятной болезни, которая высушила её, словно щепку. Меня определили в детский приют. Он располагался на дальнем краю города, по сути, в близлежащем селе. Из прежней жизни со мной остались лишь самые необходимые вещи да книга, подаренная братом. Она была мне поддержкой и опорой все эти непростые годы.
Детский приют это не пажеский корпус. Жестокие нравы, мальчишеская иерархия, необходимость постоянно быть настороже быстро научили меня необходимой дипломатии. Как ни странно, я не только не скатился к основанию этого маленького сообщества, но и довольно быстро возглавил его. Этому способствовали мои особенности, развившиеся к тому времени: разнообразные знания, умение выслушать человека и поговорить с ним, использовать его слабые и сильные стороны.
Меня любили и учителя, и местные отморозки, самыми жестокими из них были те, с которыми вы уже познакомились, насколько я понимаю, в доме у болота. Щёлок, братья близнецы с их дефектной психикой и патологическим непониманием того, чем отличается добро от зла, могли навести ужас на кого угодно, и не только на детей, но и на взрослый контингент детдома. Все, кому нужно, знали, каким жестоким я могу быть с теми, кто пытался стать на моём пути. При этом я никогда не принимал личного участия в разборках, для этого были исполнители. Короче говоря, через год пребывания в заведении я не испытывал тех тягот сиротской жизни, какие обычно выпадают на долю обитателей провинциальных детских домов.