Дверь в Зазеркалье. Книга 1

Капитана Сергей нашёл в угро. Тот сидел за столом, задумчиво глядя на стоящую перед ним шахматную доску с расставленными фигурами.

– Садись, – сказал он задумчиво, – я сейчас…

Сергей присел на подоконник.

– Что привело, Сергей, в столь неурочный час – оторвался, наконец, от шахмат Философ, – я тебя слушаю.

– У меня к тебе, Володя, один очень личный вопрос и, соответственно, просьба. Первое, кто убил ребят, и второе, помоги мне его найти, – после чего, слегка запнувшись, добавил, – только неофициально, я прошу тебя.

Философ исподлобья долго смотрел на Сергея. В такие моменты он как никогда напоминал готовящегося к прыжку хищника.

– Я знаю, о чём ты, – наконец произнёс он, откинувшись на стуле, – говорил недавно с Ройзманом. Я, конечно же, узнаю, но ты слышал о так называемой тайне следствия?

– Слышал, но ты же сам говорил, что не бывает правил без исключений. Володя, поверь мне, это тот случай.

Философ, наклонив коротко стриженую голову, молчал, погружённый в свои мысли. Слышно было, как бьётся о стекло неосторожно залетевшая в комнату пчела. Капитан поднялся из-за стола, аккуратно поймал насекомое и выпустил его в форточку.

– Ну, хорошо, – наконец, произнёс он, – допустим, что я узнаю, кто это сделал и даже скажу тебе об этом. И что ты потом будешь делать с этой информацией?

– Ты знаешь, что я с ней сделаю.

– А вот с этого места, молодой человек, подробнее: что ты имеешь в виду, говоря менту «я знаю»?

– Володя, я говорю это тебе, а не менту: я разберусь с ним…

– Хочешь сесть в тюрьму?

– Нет, я всё сделаю чисто. Володя, если это тот, о ком я думаю, то это будет справедливо, и ты, в случае необходимости, мне поможешь.

– А о ком ты думаешь? Кто, по-твоему, мог это сделать?

– Я думаю, что это был Оса, но хотелось бы иметь полную уверенность.

Философ снова искоса взглянул на него:

– Хорошо, иди, я подумаю. Кстати, Осы нигде нет: ни дома, ни на работе. Если верить матери, он вчера уехал к родственникам в Россию, к каким – она не знает, на работе взял отпуск за свой счёт. Всё так и есть, проверено, только маме его я как-то не верю. Такие вот дела, брат Серёга. Ты, кстати, с его мамой не знаком?

– Нет, а что, есть особенности?

– Есть. Поверь мне, я повидал разных людей в этой жизни. Специфика моей работы такова, что в основном это не очень хороший и богобоязненный народ. Так вот, мать Осы это рафинированное зло: худая, безумная тётка с глазами фанатички, переполненная желчью. По-моему, ей место в психушке. Там, кстати, есть ещё и младший сын. Нездоров, плохо ходит, с виду херувимчик, но выражение глаз у мальца и его мамы одинаковое, и это очень плохое выражение, ты уж мне поверь. Ничего хорошего из него не вырастет. Может, это и разумно, что природа ограничила его возможности, хоть и негоже так говорить даже такому нерадивому христианину, как я.

– Ладно, спасибо за информацию. Я пошёл, пока.

– Пока.

Весь остаток дня Сергей ловил себя на том, что мысли его постоянно возвращаются к рассказу Философа о семье Осы, о безумной матери и больном младшем сыне. Какое прошлое догнало их? Чьи грехи и чьи проклятья пали на их головы? И чем всё это закончится?

Днепропетровск, 9 августа 2008 года

15. Провинция: черные и белые полосы жизни

Полосатая черно-белая жизнь – это нормально, поскольку стимулирует деятельность мозга.

Главное, чтобы количество чёрных полос не было чрезмерно большим.

Из наблюдений

Похороны Кузьмы и Пурика прошли необычно людно. Слухи о том, при каких обстоятельствах они умерли, мгновенно облетели все закоулки и, казалось, пацаны со всего города пришли проводить их в последний путь. Как-то сразу были забыты все распри, обиды, неподеленые территории и девчонки. На фоне произошедшего всё это казалось второстепенным, не заслуживающим внимания. Не было только рубежанских, и слава Богу, иначе случилась бы большая беда. Разъярённые пацаны объединенными усилиями просто порвали бы их.

Процессия от дома, где жили погибшие ребята, растянулась на добрую сотню метров. Угрюмо глядя в землю, под жарким июньским солнцем люди медленно шли по старой, вымощенной камнем дороге, ведущей к местному кладбищу, что расположилось у подножья желтовато-лёссовой громады Бугра. Отшлифованный сотнями тысяч ног и колёс, светлый булыжник за долгие годы повидал множество подобных трагедий, и словно старый циник уже твёрдо знал, что жизнь человеческая, вне зависимости от её продолжительности и качества, есть не более, чем суета сует под этим палящим солнцем.