Дверь в зеркало

Антон кивнул и закрыл глаза. Будь что будет, решил он, поверят так поверят. А не поверят...

Похоже, опер жестами отдал какие-то указания сослуживцам, толпившимся в дверях, потому что слух Антона уловил какие-то движения, топот ног, хлопанье дверей. На время все замерло. Приоткрыв глаза, он отметил, что опер сидит возле его постели в той же позе и смотрит на него отеческим взглядом, наверное, ожидая донесений с места происшествия.

– Кто ударил-то? – спросил опер, видимо, обнаружив движение ресниц Антона.

– Не знаю, – прошептал Антон; во рту вдруг ужасно пересохло и трудно стало говорить.

– Воры, что ли, туда забрались? – вслух стал раздумывать опер.

В комнату вошел один из сотрудников, молодой парень в камуфляжной форме.

– Петро, там глухарь, – сказал он громко. – Ножевое в сердце.

Опер поднялся со стула и двинулся было к выходу, но на полпути затормозил и повернулся почему-то к Антону, хотя вопрос свой явно адресовал коллеге.

– А кто потерпевший-то, кого там грохнули? Квартира же пустая, опечатана, – сказал он в пространство.

Стало так тихо, что с улицы слышен был шелест тополиных листьев под ночным зефиром.

Антон не ответил, только закрыл глаза в знак того, что интересующими сведениями не располагает.

– Ну чего, надо группу вызывать, – тоскливо констатировал опер. – Тебе-то, прокурорский, доктор нужен? В «скорую» звонить? Или не надо?

– Не знаю, – прошептал наконец Антон, и опер деловито кивнул.

– Ясно. Лучше вызвать.

Он щелкнул пальцами, и кто-то из его сослуживцев бросился исполнять: Антон услышал, как в коридоре трещит диск архаического телефонного аппарата, и мужской голос тихо переговаривается с невидимым собеседником. А опер вернулся к дивану:

– Послушай, друг, а удостоверение у тебя цело?

– В кармане справа, – тихо ответил Антон.

Опер провел рукой по карману брюк Антона, на ощупь убедился, что удостоверение на месте, и вышел.

Антона оставили в комнате одного, даже старушки не вернулись к его ложу, и он мог только догадываться о том, что сейчас происходит за пределами комнаты, где он возлежал на диване. Внезапная мысль о том, что на ноже, служившем орудием убийства, каким-то образом могли оказаться отпечатки его пальцев (так всегда бывает в кино, где злые силы подставляют главного героя), заставила Антона похолодеть. Лежа на диване в чужой квартире, он провел не самые счастливые минуты своей жизни в ожидании, что вот войдут, закрутят руки и – вперед, в кутузку.

Через некоторое время действительно вошли. Сначала прошел сотрудник милиции – тот, который по заданию оперативника ходил в соседнюю квартиру на разведку, он широко распахнул дверь и пропустил в комнату даму. Антон еще из коридора услышал ее ворчливый низкий голос, знакомый по его первому осмотру.

Лариса подошла к дивану, с грохотом поставила на пол экспертный чемодан и присела на краешек дивана.

– Ну, подвинься же, – бесцеремонно сказала она, устраиваясь поудобнее, – а то разлегся...

От ее сварливой манеры разговора Антону сильно полегчало на душе. Это означало, что с ним обращаются не как с подозреваемым, а как со своим, его как бы брали в товарищи. И он должен вести себя не как подозреваемый, и даже не как свидетель, а как потерпевший и одновременно как коллега.

Лариса между тем положила ему на лоб свою маленькую сухую руку.

– Голова болит? Тошнит? – спросила она.

– Болит... Тошнит... – сознался Антон.

– Сейчас осмотрю тебя, – сказала Лариса. – Если ты не возражаешь. А?

– Хорошо, – прошептал Антон.

– Ран на тебе нет? Или ты не знаешь?

– Вроде нет.

– А кровь откуда? – Лариса ткнула пальцем в мазок крови на штанине его джинсов.

Антон почувствовал, что краснеет, и про себя стал молить Бога, чтобы Лариса не приняла краску, залившую его лицо, за свидетельство вины в убийстве.

– Меня по голове ударили... Я на полу очнулся, – стал рассказывать он, едва шевеля пересохшими губами, – очнулся, а там труп. И кровь течет.

– Там ножевое свежее, что ли? – спросила Лариса, обернувшись к двери.

Ей ответил голос оперативника:

– А тебе что, не сказали? Он теплый еще.

– Да я не заходила, – отмахнулась Лариса. – Жмурик не убежит, а тут живого человека по голове стукнули. Я сразу сюда. Тем более что следака еще ждем. Ну-ка, сядь, милый, – обратилась она к Антону, и похлопала по плечу, призывая занять вертикальное положение. – Я тебя посмотрю и снова ляжешь.

Антон послушно дал себя ощупать, наклонил голову, едва не застонав от боли, по команде Ларисы сполз с дивана, протянул вперед обе руки, попытался присесть с закрытыми глазами и завалился на бок; хорошо Лариса поддержала и помогла ему лечь обратно.

– Ну что, милый, у тебя ЧМТ, типичная, причем.

– Что это? – спросил Антон, еле ворочая распухшим языком.

– Черепно-мозговая травма, – разъяснила Лариса доброжелательно. – В больничку бы надо. Поедем?

– Не знаю, – прошептал он, облизывая пересохшие губы. – А куда? В какую больницу?

– А кто ж его знает, кто сегодня дежурит. Может, повезет и отправят в хорошее место. Ну что? Поедем?