Двери между мирами

Он вмиг проснулся, готовый ко всему, будь то даже Король-Омар, поднявшийся из морской пучины отомстить за своих убиенных чад, или ужас, спустившийся с холмов. Во всяком случае, Эдди казалось, будто он мгновенно очнулся от сна, однако стрелок был уже на ногах, а в левой руке сжимал револьвер.

Стоило Детте увидеть, что оба ее спутника проснулись, как она немедленно прекратила крик.

– Просто я подумала: дай погляжу, легки ли вы, ребятушки, на подъем, – сказала она. – Тут могут быть эти… трепливые твари. Место, кажись, подходящее. Вот мне и захотелось убедиться: ежели я увижу, как такой трепач подползает, смогу вас вовремя на ноги поднять, или нет. – Но в ее глазах не было страха; там сверкало недоброе, пакостное веселье.

– Матерь Божья, – обалдело выговорил Эдди. Луна уже взошла, но едва поднялась над горизонтом – они не спали и двух часов.

Стрелок убрал револьвер в кобуру.

– Не вздумай повторить, – предостерег он восседавшую в инвалидном кресле Владычицу.

– А коли повторю, ты-то что сделаешь? Снасильничаешь меня?

– Если б мы хотели надругаться над тобой, сейчас ты уже была бы обесчещена очень основательно, – ровным тоном произнес стрелок. – Больше так не делай.

Он снова улегся, натянув на себя одеяло.

«Господи Иисусе, Боже милостивый, – подумал Эдди, – что за напасть, что за гадство такое…» – больше он ничего не успел подумать, поскольку опять уплыл в измученный сон, и тут воздух расколол новый пронзительный крик Детты. Она орала, как пожарная сирена. Весь пылая от адреналина, сжав кулаки, Эдди снова вскочил – и тогда Детта хрипло, резко расхохоталась.

Эдди поглядел на небо и увидел, что с тех пор, как Детта разбудила их в первый раз, луна сместилась меньше, чем на десять градусов.

«Она собирается и дальше вытворять то же самое, – устало подумал он. – Спать она не будет. Она будет следить за нами, и когда убедится, что мы погружаемся в глубокий сон, туда, где заряжаешься новой энергией, разинет пасть и снова начнет вопить. И так – снова и снова, пока реветь станет нечем».

Смех Детты вдруг смолк. К ней приближался Роланд – темный силуэт в лунном свете.

– Ты, белый, не подходи, – проговорила Детта, но в ее голосе слышалась нервная дрожь. – Ничего ты мне не сделаешь.

Роланд остановился перед ней, и Эдди на миг уверился – полностью уверился – что терпение стрелка истощилось и он просто прихлопнет эту бабу, как муху. К его величайшему изумлению, вместо этого Роланд опустился перед ней на одно колено, точно поклонник, решившийся просить руки и сердца.

– Послушай, – сказал он, и Эдди с трудом поверил своим ушам, так нежно прозвучал голос стрелка. Не менее глубокое удивление юноша заметил и на лице Детты, только там к нему примешивался страх. – Послушай меня, Одетта.

– Чегой-то ты величаешь меня О-Деттой? Меня звать по-другому.

– Заткнись, курва, – прорычал стрелок и прежним мягким, нежным голосом продолжил: – Если ты слышишь меня и если ты вообще можешь с ней совладать…

– Чегой-то ты так со мной говоришь? Чегой-то ты так говоришь, будто с кем другим толкуешь? Кончай свои беложопские фигли-мигли! Сей же момент, слышишь?

– …не давай ей разевать пасть. Я могу заткнуть ей рот кляпом, но не хочу этого делать. Твердый кляп – дело опасное. Бывает, люди и насмерть задыхаются.

– А НУ, ХВАТИТ, КОЛДУН СРАНЫЙ! КОБЕЛЬ БЕЛОЖОПЫЙ!

– Одетта. – Голос стрелка шелестел, как едва начавший накрапывать дождик.

Женщина замолкла, уставясь на него огромными глазами. За всю свою жизнь Эдди не видел в человеческом взгляде такой ненависти и такого страха.

– По-моему, эта стерва не переживала бы, даже если б и впрямь удавилась кляпом. Она хочет отправиться к праотцам, но, может быть, пуще того хочет, чтобы умерла ты. Но ты пока еще жива, и не думаю, что Детта – нечто совершенно новое в твоей жизни, слишком уж она чувствует себя в тебе как дома. Так, может быть, ты услышишь меня и сумеешь хотя бы отчасти контролировать ее, пусть даже выйти к нам ты еще не можешь.

Не дай ей разбудить нас в третий раз, Одетта.

Я не хочу затыкать ей рот кляпом.

Но, если придется, я это сделаю.

Он поднялся и, не оглядываясь, отошел, чтобы опять завернуться в одеяло и сразу же уснуть.

Детта, раздувая ноздри, продолжала смотреть на него широко раскрытыми глазами.

– Врешь, колдун белый, – прошептала она.

Прилег и Эдди. Однако, несмотря на его сильнейшую усталость, на сей раз сон пришел заявить свои права на юношу очень нескоро. Молодой человек приближался к краю обрыва, за которым лежало царство ночных грез, – и всякий раз отшатывался из опасений перед криками Детты.

Примерно часа через три, когда луна уже спускалась с небосклона, он наконец отключился.

Детта в ту ночь больше не кричала – то ли потому, что Роланд напугал ее, то ли потому, что хотела сберечь голос для будущих сигналов тревоги, а может быть – может быть, не более того – потому, что Одетта услышала стрелка и осуществила контроль, о котором он ее просил.

В конце концов заснув, Эдди пробудился вялым и неотдохнувшим. Уповая на чудо, он поглядел в сторону кресла: пусть там будет Одетта, Боже, прошу Тебя, пусть сегодня утром это будет Одетта…