Двери открываются

Уля моргнула и вспомнила свои затягивающиеся ссадины. Вот, значит, как.

– Не есть, не спать… – начала она, тоже понизив голос.

– …только работать. Что бывает очень полезно. Например, в таких обстоятельствах.

Рахи поводил плечами – может, еще и показывая Уле, что он в самом деле в порядке.

– Зачем тогда оттолкнул меня? Спасибо, но раз это все равно бы… затянулось.

– Поверь, ты не хотела бы получить стрелу в плечо. Или еще куда, – в его пальцах мелькнула игла. – Вот поэтому мы не работаем… в одиночку.

Последнее предложение Рахи произнес почти как в трансе. И Уля его понимала.

Над болотом появились огни – еле заметные, ярко-зеленые, переходящие в желтизну. Светлячки? Прежде их тут не было. У Ули перехватило дыхание.

– Это… никогда раньше их не видела…

Она вдруг представила, как Рахи делает последние стежки над болотом – подумать только, на ее глазах могли зашить целое болото. Аккуратно запаковать во временной карман, из которого оно выпало. И болото даже не стало бы сопротивляться.

– И, надеюсь, никогда не увидишь. Нам пора.

Рахи поднялся и поковылял вперед: может, рана уже и затянулась, но полностью прийти в себя он явно не успел.

– Почему? Я бы не отказалась. В моих местах светлячков…

– Это не светлячки.

Рахи все еще улыбался, но как-то неуверенно, словно это отнимало у него немало сил. А ведь прежде казалось, что улыбаться для него – так же легко, как дышать.

Уля не переспросила – оглянулась на огни, которые, казалось, собирались в стайки. Что еще можно было увидеть над топями? Игнес фатуи, мифические болотные огни, которые заводили путников в трясину? Но Уля удивилась бы им куда больше, чем доисторическим ящерам: те хотя бы существовали, пусть и давным-давно.

Где-то вдалеке зазвонил колокол. Уля так резко мотнула головой, что споткнулась о кочку. К счастью, Рахи успел ее подхватить.

– А это что?

Тихое «маяки» могло с тем же успехом быть плодом ее воображения.

Рахи молча тащил ее за собой, с каждой секундой все прибавляя и прибавляя шагу. Далекий свет между жалюзи как будто стал ближе. Но и зеленые огни тоже.

Маяки. Для кого? Для них? Или для кого-то еще? Для кого-то, о ком Рахи не хотел говорить?

– Где они могут быть? Мои инструменты? Далеко еще?

– Следующая дверь. За следующей дверью лифт, и я…

Уля попыталась вспомнить, когда видела «кафку» в последний раз. В лифте? Или уже после, когда она, как последняя идиотка, полезла за кружкой в камеру своих пыток?

Она зажмурилась и чуть не подвернула ногу. Плохая идея.

– Хотя бы примерно. Хватит и направления.

Уля вернулась за кружкой, та выскочила из лифта, покатилась по полу и зазвенела. Звенела и катилась, катилась и звенела.

– В коридоре перед лифтом или… – Уля сглотнула. – Или в нем самом.

– Вот и славно.

И они замолчали, словно боялись потревожить окружавшую их тишину. Уля готова была поклясться, что ощущает ее кожей. По ней и мурашки разбегались – совсем не от холода и уже давно не от страха.

Впереди показались купающиеся в слабом дневном свете офисные кресла. Уля могла разглядеть даже свой стол. И дверь, совсем рядом. Осталось совсем немного!

Уля припустила вперед.

– Акулина.

Произнесенное чужим голосом полное имя звучало странно, но все же куда лучше, чем оно же из ее собственных уст. Но холодок, пробежавший по спине Ули, вызвала вовсе не странность. И даже не ровный тон Рахи. Просто тьма вокруг стала слишком уж густой. Слишком плотной. Осязаемой. Солнечная клыкастая улыбка Рахи потухла, темные глаза слегка расширились, и он выдохнул:

– Беги.

И Уля побежала. Схватила Рахи за руку – свободную, второй он держал иголку – и понеслась к двери, петляя между компьютерными креслами и падающими на пол полосками света.

Она не была уверена, что испугало ее больше: увиденное краем глаза огромное черное щупальце – нет, Уле не почудилось, такое ни с чем не спутать – или то, что Рахи посерьезнел. Уля так привыкла к его почти беззаботной уверенности, что не задумывалась, а не было ли это защитной реакцией? Или еще одной профессиональной чертой, которую в Ателье наверняка ценили? Уле отчего-то сложно было представить эту организацию полной очень серьезных агентов, готовых в любой момент толкнуть вдохновляющую речь перед спасением мира.

Она слышала только свое дыхание, треск пластика и дерева: нечто отбрасывало с дороги стулья и столы, которые разбивались о стены.

Уля не помнила, в какую сторону открывается дверь, хотя сотню раз заходила в этот офис, садилась за стол и пялилась на мигающую на пустом листе черточку. Еще одно слово. Абзац. Страница, а потом можно вернуться в привычную пустоту квартиры и шум телевизора. Там, в ее комнате, место монстров хотя бы было по ту сторону экрана.

Сквозь матовое фигурное стекло двери был виден коридор. Благословенно пустой.

Уля врезалась в дверь, и та открылась. От себя. Слава всем тем, кто может ее услышать. Они выпали из офиса, все еще цепляясь друг за друга. Уля не помнила, как смогла вскочить и захлопнуть дверь.