Даже сидя в своем кресле, Эйлин живо чувствовала сцену. На сцене для нее, как в фокусе, собиралось все: звук, движение, ритм, оттенки — не света, но светотени; сцена была для нее неким темно-сияющим центром жизни; там бился пульс пифагорейской триады — pathema, mathema, poeima, в круговороте чувств и страстей ощущались содрогания жизни; сцена была тем местом, где способные к благородным страданиям герои благородно страдали, где остроумные французы плели паутинное кружево своих комедий вокруг мощных идей; местом, где черная поэзия нигилистов отдавалась за стоимость одного билета тем, над кем издевалась, где лилась кровь, раздавались вопли, звучали песни, где Аполлон и Дионис ухмылялись из-за кулис, где Арлекин без конца дурачил капитана Спеццаффера, заставляя того терять штаны. Сцена была местом, где умели подражать всему, но где за всем скрывались два основных чувства: радость и грусть, комическое и трагическое, иными словами, жизнь и смерть — две вещи, определяющие место человека в мире; местом, где появлялись герои и те, кому было далеко до героев; местом, которое Эйлин любила и где видела единственного человека, чье лицо она знала, — он ходил многоликим Символом по подмосткам Сцены… И, ополчась на море смут, в недобрый час, при лунном свете, сразить их противоборством, — кто призывал мятежные ветра, от волн зеленых вздымал валы до голубых небес, — два перла там, где взор сиял… Что за мастерское создание — человек! Как бесконечен способностью! В обличии и в движении — как выразителен и чудесен!
Она знала все его роли, которые тем не менее не могли существовать без аудитории. Он был самой Жизнью. Он был Ваятелем. Он был Творцом и Двигателем миров. Он был выше героев.
Сознание способно запечатлеть многое. Оно учится. Однако оно не в силах научиться не думать. Эмоции человека качественно не меняются на протяжении жизни; внешние впечатления могут меняться, но чувства — вечный товар. Вот почему театр так жизнеспособен; он — перекресток культур; в нем — альфа и омега человеческого бытия; он — как магнит, притягивающий частицы человеческих эмоций.
Сознание не может научиться не думать, но чувства следуют определенным моделям. Он был для нее театром…
Он был альфой и омегой. Он был действием.
Он был не имитацией действий, а самими действиями.
Она знала, что этого талантливого человека зовут Чарльз Рендер. Она чувствовала, что он — Ваятель.
Сознание способно запечатлеть многое. Но он не был чем-то одним. Он был всем.
…И она чувствовала это.
Она встала, пошла к выходу, и каблуки ее туфель стучали в пустынной тьме. Она шла вверх по проходу, и звуки вновь и вновь возвращались к ней. Она шла по пустому залу, удаляясь от опустевшей сцены. Ей было одиноко.
Дойдя до верха, она остановилась. Словно далекий смех, прерванный неожиданным хлопком, и — тишина.
Она уже не была ни публикой, ни актерами — одна в темном театре. Она разрезала горло и спасла жизнь. Сегодня она слушала, переживала, хлопала. И вот — все это ушло, и она одна в темном театре.
Ей стало страшно. Человек продолжал идти вдоль шоссе, пока не дошел до знакомого дерева. Держа руки в карманах, он долго стоял, глядя на него. Потом обернулся и пошел обратно тем же путем.
Завтра был новый день.