Дверной проем для бабочки

В комнате стало ещё темнее. Камин погас — или кто-то заслонил его от Билли? Матильда протяжно застонала и, выгнув спину, откинулась назад. Её странные, вроде бы бессмысленные речи были ему смутно знакомы. Он узнавал их не сразу, постепенно, как слова давно забытого, но родного языка. Казавшаяся поначалу нелепой мозаика звуков медленно-медленно складывалась в некую картину и обретала смысл, такой очевидный и глубокий. Что там Матильда сказала про тётушку Эллен? Она умерла? Да нет, конечно, не о том говорит большая и солнечная Матильда, совсем не о том!

В этот момент послышался дребезжащий звук, Билли оглянулся и увидел за окном белеющий в темноте толстый канат. С трепетом, боясь обнаружить на нем знакомого человечка, Билли подошел к окну. Канат вяло, совсем как тонкий палец мистера Монтелли, взбалтывал пустоту. Человечка не было.

— А-а, — озабочено произнесла Матильда за спиной у Билли, — они уже торопят. Вот ещё и это тоже — время, время!.. — в её голосе появились истерические нотки. — Приходит время, и грудь полна, а потом р-раз — и пусто, и сама себе противна. Не надевать же на себя эти железяки, как ты… Да знаю, знаю, это всё она тебя заставляла. Заботилась она о тебе, как же! О себе она заботилась… Я же всё знаю про твои выступления. Смех один да и только! Боялась она, вот что я тебе скажу. И завидовала! Догадывалась, что себя-то без пользы засушила. Вот и надеялась, что через тебя и ей Дар достанется. A-а, ладно! Время-то уходит! Ухо-о-о-дит…

Стоя у окна и наблюдая за канатом, Билли старался нарисовать для себя точную и аккуратную картинку происходящего. Всё то, что наполняло его воображение, все его видения и ощущения уже не плавали на поверхности сознания, как капельки жира в стакане с чаем, а растворились, перемешались с реальностью, стали с ней одним целым. Билли вдруг понял, что этот грязноватый напиток и есть самая настоящая, легко узнаваемая на вкус и ощупь действительность. Он вспомнил огромное тело, по которому скользил, проваливаясь в странный ящик мистера Монтелли. Тело, так напоминающее роскошное тело Матильды…. Билли обернулся к столу и замер от неожиданности. Матильды и сосущих её грудь стариков больше не существовало. Он увидел как будто выжатую серую фигурку с короткими тонкими ручками-ножками и двумя узкими полосками, на которых, как сморщенные виноградины, висели два сухих, скорченных, съёжившихся до размеров ребенка тельца. Их искусственные челюсти, казавшиеся сейчас непомерно большими, цепко держались за вытянутые, как сдутые воздушные шарики, соски.

Билли подошел поближе и заглянул под стол. Там никого не было, но от его неловкого движения стол покачнулся, раздался лёгкий хруст, и тот, который был когда-то герром Вольфом, вздрогнул и со стуком отвалился на пол, с намертво зажатым в зубах куском высохшей груди. Я знаю, сказал себе Билли, что происходит ровно то, что и должно происходить, я это принимаю, но… Вид мумифицированной Матильды с обрывком одной груди заставил Билли на секунду закрыть глаза…

Резкий запах свежего кофе и позвякивание посуды вывели его из оцепенения. Билли прислушался и сообразил, что это тот обычный шум, который всегда издавала Леди, когда возилась по хозяйству. А это значит… Билли почему-то на цыпочках вышел в коридор и уже оттуда быстрой и уверенной походкой направился в кухню.

— A-а, мистер МоцЦарт! — Леди с переброшенным через плечо полотенцем стояла к нему вполоборота и уверенной рукой наливала из кофейника в свою большую кружку с сердечками свежий густой кофе. Тётушка Эллен подарила ей эту кружку в прошлом году на день рождения. Билли с трудом подавил в себе желание спросить, куда подевалась тётушка, и только кивнул головой, пытаясь сделать вид, что зашел на кухню просто так, поболтать.

— А у меня новость, сэр. Даже не знаю, как и сказать. Помните, брат мой… Ну я вам рассказывала, который в тюрьме сидел… Так его выпустили вчера. Вот хотела посоветоваться, как мне с ним быть. Он ведь опять за своё примется, я думаю. С девок деньги собирал, подлец, стыдно сказать! Да и наркотики… Может, пристроить его куда?

Мир снова начал расслаиваться. Всё, что он только что испытал в тёмной комнате, мучительно не совпадало с тем, что он видел сейчас в светлой безмятежной кухне. И это несоответствие разрывало его, растаскивало напополам. Внезапно, без всякого напряжения, он вспомнил гадкую физиономию бездомного и сообразил, кто так недавно говорил ему о сосуде и свете… И захотел оказаться там, в темноте и пустоте, чтобы потребовать… попросить… Кого? О чём? Но по-прежнему видел перед собой только доброе смущённое лицо Леди, зачем-то вытирающей руки белым кухонным полотенцем.