Двести лет вместе (1795 - 1995). Часть вторая. В советское время

И вообще: «Русский социализм явился прямым наследником русского самодержавия»[29], – именно прямым, это даже не требует доказательств. Это хором почти: «Между царизмом и коммунизмом есть… прямая преемственность… качественное сходство»[30]. Чего и ожидать от «замешанной на крови и провокации российской истории»[31]? – А вот в рецензии на интересную книгу Агурского «Идеология национал-большевизма» даже малый сдвиг оценок меняет картину – и мы получаем: «В реальной истории советского общества очень рано начался процесс проникновения традиционных, коренных идей русского национального самосознания в практику и идеологию правящей партии», «партийная идеология уже к середине 20-х годов пересаживается с одной лошади на другую». – Уже к середине 20-х годов?! – да как же мы этого тогда не заметили? Да ведь само слово «русский», «я – русский» – вымолвить было нельзя, контрреволюция! хорошо помню. А вот, оказывается: уже тогда, в разгар гонений на всё русское и православное, партийная идеология «всё настойчивее и последовательнее в своей практике начинает руководствоваться идеей национальной», «советская власть, сохраняя интернационалистскую маскировку, реально занималась упрочением русского государства»[32]. – Да, да! «Вопреки интернационалистическим декларациям, революция в России осталась национальным делом»[33]. – И «перевёрнутая революцией Россия строила своё народное государство»[34].

Народное? Как язык поворачивается? Ведь эти все авторы знают о Красном Терроре; о миллионах погибших в коллективизацию крестьян; о ненасытном Гулаге.

Нет, глухо, непроницаемо и бесповоротно осуждена Россия на всём своём временном протяжении и во всех своих проявлениях. Она всегда под подозрением: «Русская идея» без антисемитизма «вроде бы уже и не идея и не русская». И даже: «Вражда к культуре – специфическое русское явление»; «сколько мы слышали заверений в том, что де они одни на всём свете сберегли чистоту и непорочность, одни блюдут Бога посреди отеческих хлябей»[35]; «на этой искалеченной земле будто бы нашла приют величайшая душевность. На эту душевность указуют нам как на некое национальное сокровище, уникальный продукт вроде паюсной икры»[36].

Да, высмеивайте нас, насмехайтесь, это нам на пользу. Да, в сказанном – есть и правда, увы. Но, высказывая то, не так бы ненавиствовать. Давно сознавая ужасающее падение нашего народа под коммунистами, мы – как раз в те минувшие 70-е годы – так робко писали о надежде на возрождение нашей нравственности и культуры. Но странно: еврейские авторы из этой струи с неослабной яростью напали и на призываемое русское возрождение, как будто (и даже именно?) боясь, чтобы советская культура не сменилась русскою. «Я боюсь, что "рассвет" обречённой страны окажется ещё гаже её нынешнего [70-80-е годы] заката»[37].

И, обернувшись из 90-х «демократических» годов, согласимся, что и в этом есть предвидение. Только: высказано ли оно с состраданием или со злорадством?

И даже так: «Берегитесь, когда вам твердят о любви к родине: эта любовь заряжена ненавистью… Берегитесь рассказов о том, что в России хуже всех живут русские, пострадали в первую очередь русские, что численность русского народа уменьшается» – а это, как известно, обман! – «Будьте осторожны, когда вам рассказывают о величайшем государственном муже… злодейски убитом» (Столыпине), – тоже обман? Нет: «Не потому, что факты которые вам представили, неверны», – но всё равно, не принимайте и верных фактов: «Будьте осторожны», «берегитесь»![38]

Да, в этом потоке поздних страстных обвинений есть что-то поразительное.

Кто бы мог в пламенные 20-е годы подумать, что уже после одряхления и падения всей той радостной аппаратной постройки в России, уже и сами настрадавшись от коммунизма, уже как будто и прокляв его, уже и сбежав от него, – столь многие евреи будут и из Израиля, и из Европы, и через океан – проклинать и пинать – не коммунизм, а именно Россию? Так уверенно и многоголосо судить о многовидной виновности и плохости России, о её неисчерпаемой вине перед евреями – и искренно же веря в беспредельность этой вины, вот что! почти повально веря! – а тем временем, бесшумным фланговым движением уводя своих от ответственности за долю расстрелов ЧК, потопления барж с обречёнными в Белом и Каспийском морях, за свою долю в коллективизации, украинском голоде, во всех мерзостях советского управления, за талантливое рвение на службе по оболваниванию «туземцев». Всё – прямо против раскаяния.

А ведь ту ответственность – надо нам с вами, братья или чужаки, – делить.

И раскаяние – раскаяние взаимное – и во всей полноте совершённого - был бы самый чистый, оздоровляющий путь.

И я – не устану призывать к этому русских.