Двести веков сомнений

Обычные осенние листья — всех цветов и размеров, принадлежавшие всем знакомым мне деревьям — как, должно быть, красиво смотрелись бы они на деревьях! Каждый лист слабо светился, не освещая окрестностей; откуда брались они — непонятно. Но внушительным (хотя и не сплошным) потоком листья скатывались вниз по каменным ступеням — чтобы достичь едва заметного сверху квадрата. Пруд? Колодец? Снизу порывы ветра доносили пряные ароматы осени… но не гнили. Просто осени. Последние запахи свежести и жизни, которую вскоре сменит гниение, а потом — морозная чистота и пустота… и так далее. Осень. Что бы это значило? Я наклонился (упасть отсюда, кажется, не столь уж и опасно) и зачерпнул пригоршню разноцветного потока. Листья стекали с ладони, не желая задерживаться в ней. Стоило немалых ухищрений поймать хотя бы один — как оказалось, золотистый кленовый — между пальцами. Он вёл себя, как самый обычный лист, но стоило бросить его, как присоединился к общему потоку, обтекая ступень за ступенью.

Впечатляюще. И страшновато. Что там, внизу?

— Нравится? — спросили меня.

Я вздрогнул и обернулся. Это был Радуга. В том же облачении, в котором я впервые увидел его. Те же космы, тот же довольный вид. В полумраке он светился, словно светлячок — и от него всё вокруг отбрасывало вполне обычные тени.

Включая и меня.

— Какая вам разница? — спросил я неожиданно резко.

Он поджал губы.

— Как невежливо… ну что же, смельчак — вперёд! Там решится твоя судьба.

Я молчал.

— Не веришь? — удивился он. — Ну как знаешь. Мне, в общем-то, уговаривать тебя нет смысла. Торопиться ведь некуда, правда? Ты же, наверное, голоден? Ну так погуляй здесь — может, найдёшь, чего поесть…

Он расхохотался и исчез в темноте. Я заметил, что он шёл не по дорожке, а рядом с ней.

Ладно. Всё равно я не имею ни малейшего понятия, что здесь творится. Будем полагаться на интуицию… а она говорит, что в этом пруду могут скрываться очень неприятные вещи. Значит, туда и дорога.

Я осторожно спрыгнул на первую ступеньку. Ощущения от почти невесомого потока листьев, что омывал мои ноги, было в высшей степени необычным. Однако поток не мешал движению и я был волен двигаться как вверх, так и вниз — специально проверил. Поэтому, стараясь ступать осторожно, я принялся спускаться.

Ступенек было не менее двух сотен. Точно не знаю, я их не считал.

Кинисс

— Надо было меня позвать, — заключила она. Команда, которая пыталась отыскать Тенгавера, находила лишь места, где его уже не было. Мест таких было не менее двадцати, и везде им говорили что-нибудь вроде «нет, сегодня не было; появлялся недавно — но не сегодня».

Они сидели в Парке Времени. В последние дни контора перестала казаться Д. безопасным местом — а здесь, на природе, их надёжно защищал Глаз.

— Чем, собственно, ты бы им помогла? — поинтересовался Д. Выглядел он неважно. Следствие пока ничего не установило. Разумеется, восьмидесятилетний Киент мог умереть от сердечного приступа — но ведь вскрытие показало, что был он совершенно, абсолютно здоров. Очень странно получается — человек умирает неизвестно от чего.

— Если Тенгавер захочет остаться невидимым, его не найти, — уверенно произнесла рептилия. — Вспомни, как Девятка охотилась за ним и его семьёй восемнадцать лет — и не поймала!

— Поймала, — глухо возразил Д., отводя взгляд в сторону. — Поймала.

Кинисс вздрогнула. Вот, значит, как. Д. смог вспомнить то, что всю предыдущую жизнь пытался забыть. А вспомнив, решился поделиться с ней. Значит… она не успевала делать выводы.

— Вспоминай, — услышал он её голос. — Вспоминай, как это было… тогда, наверное, ты поймёшь, где он укрылся.

Д., тридцать восемь лет назад

Сам Д. давно уже не помнил подробностей того короткого, но оказавшегося таким длинным и тяжёлым, путешествия. Собственно, путешествие-то само по себе вовсе не сложное. В особенности, если тебя — явно или нет — прикрывают маги. Пусть никакого прикрытия и не ощущается.

Рядом с ним женщина (лицо её не появляется из небытия — всё, что Д. может понять, так это то, что она чуть выше его ростом, выглядит существенно моложе своих сорока с лишним лет). Он знает, что у неё есть сестра-близнец — одну не отличить от другой, все это знают. С ними дети — тоже сёстры-близнецы, лет десяти. Тут память Д. его подводит — он не помнит, чьи именно это дети. Да и неважно, в общем-то.

Двигаться им предстояло по пустынным горным дорогам, до одного из перевалов — там Д. должен был сменить другой человек. В тот день Д. не имел никакого понятия, кого и куда он сопровождает. Обычная предосторожность.

Лишь неделю спустя он узнает, что был свидетелем того, как таинственная Девятка — маги, некогда сумевшие создать чуть ли не абсолютное (по тем временам) оружие — сумела-таки нанести болезненный удар по одному из своих давних неприятелей. Хотя нет. Не сама Девятка (её уже не существовало), а горстка подмастерьев, некогда служившая ей. Охвостье, как звали их. Ради мести Тенгаверу они использовали всё, чем располагали — и попались, все до одного, три дня спустя.