Двигатель торговли

— Пришла как-то из больницы — она у меня санитаркой работала… Щеки словно огнем горят, глаза аж будто счастьем святятся, и щебечет: «Смотри, какое лекарство — новое, дефицитное, говорят, эффективное очень! Это наверняка мне поможет! Будет у нас с тобой ребеночек, будет! И мальчик, конечно, мальчик! Маленький такой, розовенький, пузатенький, и с крошечной такой пипочкой! А голосистый какой будет! Пищать будет, кричать будет: „Ма-ма!“ Или нет — „па-па!“ Они все так начинают. Ты мне будешь помогать пеленочки стирать, с малышом возиться нашим, мы его Васенькой назовем — в честь отца твоего, он такой боевитый был, ни одной девке проходу не давал, вся грудь у него в орденах и медалях была, помнишь? И наш таким же будет. Вырастет большим-большим, всего-всего в своей жизни добьется. Справедливым будет и честным. И богатым, обязательно богатым. Нам с тобой будет гостинцы возить, когда мы с тобой старенькими станем. Мы будем альбомчики перелистывать со снимочками пожелтевшими, доживать свое, как говорится, а он нам будет с тобой помогать, на машине своей возить роскошной, продуктами кормить разными деликатесными… В общем, все у нас будет, как у людей, даже лучше! Лекарство это ведь в телевизоре рекламируют… Видел, небось? „Фаталборн“ называется… В Америке делают ихней… Да как же не видел-то? Видел! „Будет вам сосновый бор! Будет чистый воздух гор! Будет ребятишек хор! Если примешь „Фаталборн“!“ Ну, что, вспомнил?» Говорила она так, говорила, а пару таблеток этого твоего «Фаталборну» приняла, и сразу же вся жизнь из нее будто вышла… Лежала уже и молчала, глядя перед собою прямо в потолок. Это хуже всего, когда молчат… Но я-то читал в ее глазах вопрос: «За что? За что же меня? Ну, за что?» Промучилась она двое суток, а на третьи умерла… Как же так — работала, жила, мечтала о ребеночке малом, и так вот вдруг раз, и нет ее? Я в ужасе, жить не хочется, а крутиться надо с этими похоронами, ну, чтобы похоронить ее достойно. Если бы не заботы эти, я бы точно на себя руки наложил. А похоронил ее, стал дальше жить, без нее. И жизнь бы, наверно, пустой стала и никчемной, если бы не хотел я разобраться со всем с этим… Я с таблеточками твоими в экспертизу, а там мне и говорят, что в таблеточках этих содержатся смертельные вещества и что, кроме нее, от них уже несколько человек погибло. Таблеточки эти сразу изъяли из продажи, ну, и говорят, что никто будто бы в этих смертях не виноват: ни те, которые изготавливали, ни те, которые рекламировали, ни те, которые продавали. Диверсия это будто бы чеченских или каких-то там еще террористов… А кто же будет отвечать-то за смерть моей Клавки, кто?.. Кто же виноват-то тогда в том, что ее не стало?.. Кто?..

Рыжий замолчал. Фигуров замер и лежал, ни жив, ни мертв, боясь даже вздохнуть.

— Ты!..

Фигуров вздрогнул. Воспаленными глазами он увидел направленный на него пожелтевший от никотина указательный палец.

16

Лежащий на нечистом полу Партоген Фигуров замотал головой и замычал, силясь что-то сказать. «Тебе последнее слово, падла!» — устало и совсем без злобы сказал рыжий, отрывая пленку от его рта.

«Вы говорите, сто это я виноват в смерти вашей жены, — дрожащим голоском произнес Фигуров. — Да, я виноват! Но если бы я знал, сто поступаю неправильно… сто призываю покупать людей отраву… Если бы я знал… А то ведь я думал, сто это действительно хоросее лекарство, которое принесет только пользу. Ну, откуда мне было знать, что это яд? Откуда? Нет, я признаю, что я виноват, но я ведь не знал… Я думал, что это действительно хорошее лекарство…? Да заткнись ты! — оборвал его рыжий.? Не убивайте меня! Ну, не убивайте меня! Я ведь действительно нисего не сделал. Я ведь просто выполнял свою работу. Мне заказали — я сделал. Мне ведь тоже нузно как-то себе зарабатывать на хлеб. Это бизнес такой рекламный… Но я прошу у вас прощения… Да, я виноват… Это все гадость… Эти батончики „Кинг“, эта „Сепсис-кола“, жевательная резина со вкусом „Сперминта“… Это дрянь, дрянь!.. Но не я завалил прилавки магазинов этим дерьмом! Поймите! Если бы люди это не покупали, все это не везли бы к нам!..? Они бы не покупали, — мрачно заметил рыжий. Тон, которым были произнесены эти слова, был безоговорочным тоном палача. Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. Осталось только привести его в исполнение.? Да, отчасти в этом виноват я… Да! Я снимал ролики… Но я зе никого не заставлял это покупать!..»