Движение. Место второе

Томас ухмыльнулся, когда я надел пальто.

– Выглядишь как опустившийся интернатовец.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

Томас дал мне какой-то пластмассовый предмет размером с коробку для кассеты с картинкой Дональда Дака. Только когда я заметил антенну с одной стороны, я понял, что это переносная рация. Томас показал такую же, только с картинкой Микки-Мауса, и сказал:

– Для связи.

– Эти, что ли, для связи?

– Да. А у тебя есть получше предложение?

– Ну, мне просто…

– …захотелось, чтобы у меня была рация, как у коммандос, чтобы каждая собака знала, для чего она?

– Они хоть работают?

Томас отошел назад к столу, нажал на кнопку сбоку и сказал в микрофон:

– Жиденок, я нацик, прием.

Через клюв Дональда Дака я услышал его голос; звучал он глухо, но слова я различал. Я нажал на кнопку в своей рации и не придумал ничего лучше, чем ответить:

– Микки, я Дональд. Конец связи.

* * *

Мы сели в метро и поехали по направлению к станции Рупстен, где пересели на легкорельс на острове Лидингё. Во время поездки мы едва перекинулись парой фраз. Я понимал, как на нас смотрят люди, и было интересно, что они думают обо мне. Начинающий скин, ошивается рядом, тайный нацик? Когда нам нужно было выходить на темной безлюдной станции Коттла, я почувствовал облегчение.

Я сам удивлялся, насколько я спокоен и насколько меня не беспокоит совесть теперь, когда все уже началось. Как будто я просто катился по дорожке, следовал той траектории, которая мне была задана, и поэтому шел с Томасом по улице Коттлавэген и потом по улице Пильвэген.

Двухэтажный дом освещала только рождественская елка во дворе. Дом стоял на возвышении – это должно было дать мне хороший обзор, чтобы быть на стрёме. Мы пролезли через дыру в изгороди с обратной стороны дома, о существовании которой Томас явно знал раньше.

Пока я стоял на стрёме, Томас ломал замок в двери на террасу молотком и стальной линейкой, пока замок не поддался и дверь не открылась. Томас кивнул мне и исчез в недрах дома. Я вытащил свою утиную рацию и проверил, что она включена.

На улице не было никакого движения, кроме движения снежинок, похожих на муку, которые поблескивали в свете фонарей и припудривали немногочисленные припаркованные автомобили. «Ауди», БМВ. Через некоторое время я устал и обошел вокруг дома, прячась в тени. Томас не боялся оставлять следы, и поэтому я тоже не боялся.

Я пригнулся, чтобы подойти к рождественской елке так, чтобы меня было не видно через ограду. Елка была заботливо, если не сказать любовно, украшена большим количеством дорогих шаров, дождиков и сотнями огоньков в гирляндах. Это была самая красивая елка, которую я когда-либо видел. Она была совершенно не похожа на те дешевые палки, которые у нас с мамой обычно стояли в Блакеберге. Самое прекрасное было то, что она не стояла на подставке, а на самом деле росла там. Елка была великолепна в своем одиночестве.

Снова пригнувшись, я вернулся к дому и пошел вокруг него, пока не дошел до гаража. Снаружи был маленький сарайчик. Я открыл дверь и обнаружил, что это сарай для садовых принадлежностей. Газонокосилка, триммер для изгороди и лопаты, едва различимые в темноте. Я порылся в сарае, пока не нашел пилу, с которой вернулся к елке. Пила затупилась, и потребовалось добрых пять минут, чтобы подпилить елку у корня, так что осталось только пара миллиметров нетронутого ствола. Когда я разогнулся, рядом стоял Томас.

– Что это за хренью ты занимаешься?

Я показал на елку:

– Стоит слегка коснуться, и она упадет. Она спилена.

– О'кей. Вопрос все тот же. Что это за хренью ты занимаешься?

– Не знаю. Показалось, что так надо. – Я еще не успел ничего сделать, как у меня вырвалось: – Я монстр.

Взгляд Томаса скользнул от меня к елке и обратно ко мне. Он медленно покачал головой:

– Ты понимаешь, что на тебя нельзя положиться?

– Очень хорошо понимаю. Как все прошло?

– Как и было задумано.

Прежде чем покинуть дом, я повесил пилу обратно в сарай.

Хотя я и не хотел говорить об этом Томасу, я прекрасно знал, почему это сделал. Я ничего не чувствовал, когда стоял снаружи дома под легким снежком. Ничего. Хотя я и пересек четкую границу и попал в настоящую уголовную историю, став подельником в краже со взломом, у меня нигде не защемило, я не чувствовал ни стыда, ни страха. Стоял вечером на придомовом участке и смотрел на идиллический снегопад на фоне красивых домов.

До этого я представлял себе, что удовлетворение каких-то мрачных позывов сможет вызвать к жизни и взрастить монстра. Когда этого не произошло, пришлось сделать еще один шаг. И это как-то сработало. Спилить елку, которую можно вырастить только за много лет, было немотивированным злым поступком. Я знал, что хозяева дома очень расстроятся и почувствуют, как их унизили. Каждое движение пилой причиняло мне боль, но одновременно оно было необходимо, и к этому я и стремился. Когда закончил, чувствовал себя ужасно, и это, в свою очередь, приносило облегчение.

Пока мы ждали легкорельса, Томас открыл рюкзак и достал кусок белой ткани. Когда он развернул его на груди, оказалось, что это футболка.