Движение Rapid Eye

Леонардо был Великим Магистром Приората Сиона с 1510 по 1519 годы. В этом списке так же такие выдающиеся личности, как Николя Фламмель, Ботичелли, Роберт Флудд, Исаак Ньютон, Виктор Гюго и Жан Кокто. Список заканчивается на Кокто, который, как там сказано, наследовал этот пост в 1918 году от Клода Дебюсси. Там сказано, что Кокто передал бразды правления в 1956 году, за четыре года до смерти, никому иному, как Папе Иоанну XXIII.

Папа Иоанн стал розенкрейцером, когда он был папским нунцием в Турции в 1935 году, и некоторые решения, принятые им во время его правления убеждают в том, что он имел связи с масонским движением, не в последнюю очередь его странное послание всей Епархии в 1960 году, где он писал о важности физического истечения крови Христовой и постановил, что католики могут становиться франкмасонами. Если верить последним открытиям, сделанным следователями, проводившими расследование смерти Роберто Кальви, найденного повешенным под лондонским мостом Блэкфриарз (Черных монахов), они обнаружили связи между Банком Ватикана, чикагскими гангстерами и, больше похожей на мафию, итальянской масонской ложей П2, теория об участии Папы Иоанна XXIII в масонском движении не выглядит такой уж искусственной, как на первый взгляд.

Вскоре трехминутный Божественный аттракцион заканчивается, и закольцованная пленка перематывается для очередного повтора (Христос умирает и воскресает десятки раз за день), я пытаюсь разглядеть, что же такое блестит на деревянном полу и на столе Тайной вечери и понимаю, что это монетки. Сотни десятицентовиков, центов и четвертаков, брошенных верующими посетителями к ногам Христа. Точно этот восковой «музей» был настоящим, освященным храмом. Для многих туристов со Среднего Запада и латиноамериканских городов (невидимых людей «настоящей» Америки) так оно и есть.

Это Голливуд — Мекка образов, мечтателей и мифов. Как говорилось в рекламе «пепси» — Нереальная Вещь. Поэтому Христос занимает законное место рядом с Джеймсом Ти Кирком и мистером Споком. Одновременно реальный и воображаемый, он впечатляет сильнее, потому что он, как и экипаж шаттла, отдал свою жизнь за кого-то или за что-то. И, как мистер Спок, он может путешествовать сквозь пространство и время — при помощи искусства и воображения. И здесь он более реален, чем «реальная вещь», потому что существует там, в воске, и здесь, в сознании зрителя. Вера создает виртуальную реальность. Более конкретную, чем миф, более осязаемую, чем Слово.

И он такой, каким его помнят. Длинноволосый, белый, хипповый, добрый и самоотверженный, как о нем рассказывали в школе. Люди идут сюда поклониться не только кинозвездам, но и Богу, не меньше. Поклониться Богу и отдать деньги Голливудскому музею восковых фигур.

История Христа — одно из могущественных магических предзнаменований, которое было неверно понято, подверглось гонениям и то, что он позволил убить себя гонителям назарейской веры, одно из самых мощных магических деяний в истории планеты. От всемогущества к вездесущности в один день. С Голгофского холма к холмам Рима, Рио и святая святых — Голливудским холмам. Шоу продолжается. Но не всем дано понять.

ПОЛАРОИДНЫЙ НЕГАТИВ (ДОРИАНА ГРЕЯ)

Естественная реакция на столь волнующий опыт — желание поскорее добраться до выпивки покрепче, поэтому я вываливаюсь под яркое голливудское солнце и, рискуя обгореть и получить солнечный удар, отправляюсь на поиски бара, ближайший из которых, похоже находится милях в тридцати отсюда (в Лос-Анджелесе отродясь не слышали о метро, да и такси тут попадаются крайне редко). Первый бар, в который я вхожу, по размерам не больше прихожей в какой-нибудь квартире, темный как угольная шахта, его освещают лишь подсвеченная жужжащая реклама «Бадвайзер» и переносной телевизор. В темноте мне удается разглядеть, что здесь, помимо меня, только двое посетителей, оба — Ангелы Ада, по габаритам напоминающие Арнольда Шварценеггера, они смотрят, как я вслепую пробираюсь к стойке, быстро пытаясь сообразить, какой же выпивки у них может не быть. Разумеется, к моему великому разочарованию, у них нет «Ньюкасл Браун», поэтому я ухожу. Быстро.

Когда, наконец, я устраиваюсь с «пинтой» слабого «лагера», которая, как это здесь принято, меньше, чем пинта в Британии (16 унций вместо 20), на половину состоит из пены и слишком холодное, чтобы можно было разобрать вкус, я обнаруживаю, что второй попавшийся мне на пути бар — для геев. Я понимаю это потому, что сидящий рядом со мной парень, худой итальянец, назвавшийся Джорджем, наклоняется и манит меня к себе указательным пальцем, неаппетитно дергающимся над маленьким волосатым кулачком. Я склоняю голову, чтобы расслышать, что он хочет сказать. Джордж улыбается, смотрит на меня и говорит, что я «должно быть европеец», потому что я такой красивый и… можно меня поцеловать?

Джордж не желает оставлять меня в покое, кажется, это один из тех унизительных моментов, когда мужчина понимает, какого приходится женщинам в подобных ситуациях.