– О, мама здесь не причем! Просто, к несчастью для вас, мы не слепы и не глухи, и видим вас насквозь, милорды! – вступился за мать Маркус.
– Я вижу, что вы так и остались прежними, теми же лицемерами, которые думают только о себе! Я – ваш единственный сын, но я отрекся от вас уже давно, и никогда вас не прощу! Столетия ничему вас не научили! – тихо воскликнул отец.
– Мы даже были готовы смириться с той, кого ты выбрал себе в жены! Но твои отродья лишь доказывают, насколько мы были правы, выступая против этого мерзкого смешения наших королевских кровей с ее гадкой плебейской! Мы были правы, когда пытались разрушить то убожество, которое ты сейчас имеешь! – зло крикнула Элен.
Мать печально улыбнулась. Она ни разу не вступила в разговор, но мужественно сидела в своем кресле, не оставляя своих любимых мужчин. И ее присутствие давало нам силы.
Отец дрожал от ярости. Он вскочил с кресла, и хотел, было, накинуться на своих родителей, но я и Маркус вовремя схватили его под руки.
– Грегори, прошу тебя, они этого не стоят! – умоляюще сказала мать, встав перед супругом и положив ладони на его грудь. Это успокоило отца: его глаза все еще сверкали яростью, но он подчинился любимой жене и, сделав нам с Маркусом знак, что его уже можно отпустить, взял ладонь нашей матери в свою, а другой указал на дверь.
– Убирайтесь, – тихо сказал отец, но в этом слове слышались ненависть и отвращение.
– С удовольствием. Ты умер для нас! – поднимаясь с кресла, гордо сказала Элен, и царственной походкой направилась к двери.
– Ты сделал свой выбор, – мрачно сказал Дерек своему сыну и пошел вслед за супругой.
Когда они покидали зал, дверь, которой они хлопнули, не выдержала силы их удара и разбилась о стену – эта тяжелая дубовая дверь стала мишенью для вымещения их злости.
Я и Маркус расхохотались: вот это клоунада! Какой фарс!
Но вдруг наша мать порывисто обняла нас, говоря, как она любит нас и как она горда за нас, и мы тесным семейным кружком наслаждались только что одержанной нами победой. Затем отец увел мать в их спальню, так как она плакала от гордости за своих прекрасных и храбрых мужа и сыновей.
Оставшиеся часы этих полных событий суток я просидел в своей комнате, у камина, прямо на ковре, и думал о том, насколько силен был мой отец и как непоколебимо и смело он противостоял против всего мира. Он боролся за свою любовь, и я буду бороться, даже если мне придется, так же, как и отцу, отречься от своих родителей. Отец, сам не того не зная, убил все мои колебания насчет нас с Вайпер. Я отрекусь от отца и матери, если они будут против моего выбора. Но они могут легко «избавить» меня от Вайпер: просто убить. Нет, моя ситуация – абсолютно другая, более сложная, и я должен охранять мою любовь не только от ненависти своих родителей, но и от того, что они могут убить ее.
Я встал, окинул взглядом свою комнату и будто впервые увидел ее роскошную обстановку: деревянная кровать старинной работы, стоявшая для красоты, письменный стол – тоже раритет пражских мастеров XIX века, в углах комнаты стояли четыре мраморные статуи чешских святых, словно охраняющие мой покой, огромный резной шкаф – все это было просто на первый взгляд, но, на самом деле – это была роскошь. Все вокруг кричало о дороговизне и древности, и, хотя в моей комнате был некоторый диссонанс, эта мало обставленная комната была дороже самых дорогих люксов самых дорогих отелей. Все это бросилось мне в глаза, и мой разум охватило чувство сожаления, обиды и безнадежности. Я сожалел о том, что так богат. Меня настигло понимание и того, что я никогда не приведу сюда Вайпер и она никогда не увидит то, что мне дорого. Я не проведу ее по нашему замку, рассказывая его богатую историю. Мне останется только покинуть все это, как покинул все мой отец. К тому же моя семья уже померкла перед моей любовью к Вайпер.
Но я безумно боялся того, что Вайпер отвергнет меня, когда узнает обо мне правду. Отцу нечего было бояться – его возлюбленная была бессмертной, но Вайпер – смертная, а смертные не боятся отвергнуть того, чьей любви не хотят, и легко предают того, кого любят. Ее признание в любви, ее слова, ее улыбка сделали меня живым и счастливым, я был в эйфории. Неужели я должен потерять все это? Потерять Вайпер?
Я закрыл глаза и представил себе картину: Вайпер смотрит на меня своими темными карими глазами, и они полны любви ко мне, но вдруг ее любовь сменяется страхом и отвращением. Она бежит от меня.
Нет, я не могу потерять ее. Я не знал, что буду делать, если Вайпер отвергнет меня, не знал, как смогу жить после этого.
Вдруг, вспомнив о том, что мне необходимо было собрать вещи к завтрашнему отъезду в Брно, я открыл шкаф и громко крикнул: «Маркус, зайди ко мне!», и уже через минуту открывал брату дверь.
– Что тебе нужно? – прямо спросил он, проходя в комнату.
– У меня есть к тебе дело, – ответил я, доставая из-под кровати небольшую и пыльную дорожную сумку. Я даже не припоминал, когда в последний раз использовал ее.
– Какое еще дело? – недовольно буркнул Маркус, развалившись в кресле у камина.