Двое для трагедии. Том 2

Медленно поднявшись с кресла, я подошел к окнам и открыл то, что от них осталось, помогая дыму уходить еще быстрей. Обернувшись к камину, я только сейчас увидел яркую черную копоть на высоком потолке.

С этим костром сгорела моя душа и вместо нее осталась лишь такая же черная, безжизненная, уродливая копоть.

Я не ел уже три дня, и голод давал о себе знать, но я подавлял его в себе. Зачем мне было убивать кого-то, если моя жизнь была потеряна? Без Вайпер жизнь была мне не нужна. Но мне стоило держаться в надежде на то, что я заставлю родителей уйти с нашего пути и вернуть ее мне.

И я решил дождаться их. Я сел в кресло, уставился в почерневший камин и глубоко ушел в свои мысли и вернулся из плена своего сознания лишь тогда, когда услышал шум, вторгшийся в мой мозг – шум подъезжающего к замку автомобиля. Мои способности, подстегнутые голодом, обострились, и я на бессознательном уровне знал, кто из вампиров приехал в замок.

Я вслушивался в каждое слово родителей, но имя Вайпер не было сказано ими ни разу. Они разговаривали о самых разных вещах, таких далеких от нас с Вайпер, что можно было подумать, что родители понятия не имели о нашей с ней любви. Но им не удалось обмануть меня: силой своего сознания, интуиции и гнева я знал, что это было дело их рук.

«Боже, что здесь произошло? Грегори, посмотри! Все окна в зале выбиты! У нас пожар?» – Вдруг донесся до меня изумленный и немного испуганный голос матери.

Конечно, родители уже увидели обломки мебели и разбитое стекло на площади перед замком, но, не могли даже представить, что ждало их в зале.

Краем глаза я увидел, как мать остановилась на пороге: она застыла в одной позе, как статуя, и не двигалась, лишь ее глаза – широко раскрытые и ошеломленные, выдавали ее состояние.

Следом за ней в зал вошел отец.

– Седрик! Что здесь произошло? – громовым голосом, заполнившим весь пустой зал, спросил он.

Я хладнокровно сидел в кресле и не отрывал взгляд от камина. Шок матери и ярость отца рассердили меня еще больше, но я сдерживал свои эмоции: я буду спокоен, буду держать себя в руках и не впадать в крайность – мы должны выяснить все спокойно, без истерик. Но простить… Мог ли я простить их? Их поступок навечно стал глухой стеной между нами.

– Я думаю, вы догадывайтесь, – тихо ответил я, собрав волю в кулак, чтобы не сорваться на крик.

Отец зашагал по залу: разбитое стекло и щепки захрустели под его ногами. Он ушел с поля моего зрения, но в нем все еще оставалась мать – она так и не двигалась, вероятно, ошеломленная делом рук своего сына. Но я знал, что она понимала, почему я разгромил зал, и была не вправе ничего мне сказать. Мать поняла, что я знаю о том, что они сделали с Вайпер, и мне оставалась только ждать, что она скажет.

– Здесь словно смерч пронесся! И все это сделал ты. Зачем? Почему? – спросил отец самым удивленным тоном, от которого я постепенно закипал от злобы: как он смел делать вид, что ничего не понимает?

Встав с кресла, я подошел к окну. Я старался быть хладнокровным, но это стоило мне таких огромных усилий, что я больше не мог смотреть на родителей и боялся, что налечу на них, если ярость и гнев вновь заглушат во мне голос разума.

– Где она? – тихо спросил я, не оборачиваясь к родителям, и мои слова полетели вперед, во двор, оставив после себя тяжелое молчание. Но перед тем, как оно воцарилось, я услышал полное признание их вины – вздох матери, который был красноречивей любых признаний.

– Не понимаю, о чем ты, – спокойно сказал на это отец.

– Я повторю свой вопрос еще раз: где Вайпер? – Я был на грани срыва: невозмутимость отца выводила меня из себя и заполняла все мое существо жгучей ненавистью.

– Вайпер? – последовал удивленный ответ.

– Можешь не играть, отец: я все знаю, – еще тише, еще более злым голосом сказал я, заставляя себя смотреть в окно.

Я стоял, обернутый в солнечные лучи, что пробивались в зал, не встречая на пути тяжелых черных штор, которые до этого момента преграждали им доступ в это огромное, мрачное, темное помещение – обитель чудовищ.

– Не имею ни малейшего понятия, о чем ты говоришь. Что на тебя нашло? Ты уничтожил все наши семейные фотографии и картины! Седрик, ты обезумел? – вновь солгал отец.

– Где она? – настойчиво повторил я свой вопрос.

Ответом мне было молчание.

– Если сейчас вы скажете, где она, я прощу вам то, что вы сделали, – сказал я, решив, что, возможно, они боялись моего гнева на них.

– Седрик, ты не… – начал отец, но голос матери перебил его.

– Постой, Грегори. Нет смысла лгать – он все знает.

Моя душа, мертвая и сгоревшая, словно встрепенулась от этих слов. Я обернулся к матери, все еще оставаясь в лучах солнца.

– Ради Бога, Седрик, уйди в тень! Не могу смотреть на тебя, когда ты в таком виде! – горячо воскликнула мать, подходя к своему супругу.

Я не двигался с места: просьба матери была мне безразлична – слишком сильно я был зол на нее, но потом все же зашел в тень – было глупо ребячиться и противостоять родителям маленькими пакостями. Все мы были взрослыми и должны были решать проблемы так, как положено взрослым.