Что самое интересное, спустя некоторое время к моим тренировкам присоединился и Василий Орленок. Он смастерил себе подобный же тайный клинок, Истомин притащил ему вторую затупленную шашку и сейчас под руководством бывшего хорунжего Василий окроплял деревянный настил в моем дворе своим потом и кровью. Уж его-то Истомин не жалел вовсе, гонял так, что казалось будто хотел вышибить из него дух. При каждой малейшей ошибке, хорунжий матерно ругал нерадивого ученика, концом своей трости больно тыкал в суставы и мышцы при малейшей ошибке и иногда охаживал тяжелым набалдашником по потной спине. Я думал, что Орленок сдастся или же взбунтуется от жесткого обращения, но я ошибся. Видимо, армейская закалка бывшего солдата давала о себе знать. Стиснув зубы, он с ожесточением раз за разом выполнял упражнения, исправлял собственные ошибки и оттачивал до совершенства приемы. И со временем у него стало получаться намного лучше меня. Я даже позавидовал упорству и таланту парня.
Как-то раз после очередной тренировки, когда Истомин отстал от нас и недовольный поковылял к ближайшей лавке чтобы дать отдых своей покалеченной ноге, Василий, тяжело дыша, спросил меня:
— Василий Иванович, а, правда, что вы Вальку Пузо когда-то побили?
Я, мучительно сплюнув тягучую слюну, устало кивнул:
— Правда. Был дело чуть больше года назад.
Разогнувшись и без стеснения сняв с себя мокрую исподнюю рубаху, он удивленно хмыкнул:
— Ух ты… А я ведь с ним дрался когда-то, и он меня тогда с легкостью отделал. Он был самый лучший кулачник в Автово, никто с ним справиться не мог. У него же руки как оглобли длинные и сильные как у медведя. Он ими доски на спор ломал и кулаком гвозди забивал. Как же вы его смогли уложить?
— Случайно, — честно признался я. — Повезло мне.
Василий мне не поверил, хитро прищурившись, посмотрел на меня.
— А он мне сказал, что вы его лягнули ногой в морду как необъезженный жеребец. Он мне даже шрам показал.
Я улыбнулся неожиданному сравнению. Что ж они все в эту эпоху сравнивают меня с лягающейся лошадью?
— Ну, Василий, я могу тебе показать, как это было, — предложил я в шутку, а он воспринял мое предложение всерьез.
— А покажите! Как это ногой можно человека свалить?
Он сам напросился. Без предупреждения и без подготовки я выполнил удар, имя которому в каратэ было «аго гери». А по-русски — прямой верхний удар ногой. Исполнил прием я настолько быстро, что Орленок даже среагировать не успел — мысок сапога просвистел в каком-то миллиметре от его носа. И лишь потом, когда я отступил на шаг назад, он дернул испуганно головой, а зрачки его расширились от удивления.
— Ух ты…, — только и смог он произнести. Он даже потрогал свой нос, проверяя его целостность.
А за спиной хмыкнул Истомин:
— А еще что-нибудь изобразить сможете? — попросил он.
— Могу, — ответил я и без колебаний продемонстрировал хорунжему связку из пары маваши, йоко-гери, и завершил красивым голливудским йоко-тоби-гери, то есть, пнул что есть дури по воздуху в прыжке.
Истомин оценил. Он покивал одобрительно головой.
— Это ж где вы такому научились, Василий Иванович? — спросил он несколько секунд спустя. — Что за система такая? Не английская точно, там обычный мордобой в почете. Может французская?
— Японская, — добросовестно просветил я. — Каратэ называется.
— Гм, не слышал о такой. А разве японцы умеют драться? Они же росточком нашему мужику по плечо будут — какие из них бойцы?
Пришел в себя Василий. Подобрал с настила упавшую челюсть, почесал пятерней затылок и проговорил задумчиво.
— Ну не скажите, Семен Семеныч. Я вот тут в прошлом году видел в порту одного японца — так тот поздоровее меня был. И руки у него все сбитые были. Я тогда подумал — вот бы его с Валькой Пузом свести, да посмотреть кто кому зубы повышибает.
Истомин посмотрел задумчиво на моего начхрана, покачал с сомнением головой. Он видел один раз как Валентин может махать кулаками и потому справедливо засомневался в легкой победе незнакомого японца.
— А кулаками вы тоже так можете? — спросил он меня.
И я подтвердил его догадку, продемонстрировав пару самых простых ударов. И опять Истомин смог разглядеть мощь и красоту приема.
— Был у меня один знакомый из тринадцатого полка, — проговорил он и, опершись на трость, встал с лавки. — Простой казак, на рожу что наш Пузеев — такой же щербатый. Только зубов побольше. Но дрался он так, что никто к нему подойти не мог. Всех с ног валил. А шашкой рубил так, что страшно становилось — замаха не было видно. Вам бы встретиться с ним.
— Зачем? — не понял я.