Я пожал плечами. В общем-то, он прав. Договор можно составить хоть о продаже души, и он будет считаться в силе, если, конечно, он не состоит в противоречии с законодательством. Я не знаю, как сейчас обстоят дела в этой сфере и потому пришлось довериться более опытным людям. Прочитав еще раз внимательно нехитрый текст и, не найдя в нем подводных камней, с удовольствием подмахнул оригинал договора и его копию. Подув на чернила, отдал один лист Мальцеву.
— Странное чувство, — задумчиво произнес я. — Как будто Марину только что купил.
— Но-но, — грозно посмотрел на меня он. — Ты мне это брось. Если будешь обижать мою дочь, то не побоюсь никого, приеду и лично наставлю на путь праведный. Ты не купил ее, это я обеспечил ей хорошую жизнь. Понял?
— Понял, — улыбнулся я и поднялся со стула, протягивая руку для настоящего купеческого скрепления договора. Мальцев жестко сжал мою ладонь.
— И не вздумай Маришку забижать. Она тебя, дурака, любит.
И от его слов у меня полыхнули уши, как у какого-то сопливого юнца. Мне было приятно это слышать.
— Не буду обижать, Степан Ильич. Обещаю.
На этом наша сделка завершилась. Моя будущая теща подошла ко мне и жарко по-матерински поцеловала и обняла. Что-то сказала сентиментальное, шмыгая носом, и не таясь, утерла платочком влажные глаза и отошла в сторону. Подошли сыновья, крепко пожали мне ладонь, стиснули в крепких объятиях. И вот после этого события мы знатно отметили. С банькой, с водочкой, с горячей закуской и пьяными песнями. Сыны Мальцева Савва и Дмитрий на радостях перепили так, что стали буянить, подначивать и задирать друг друга. Потом, потеряв от алкоголя рассудок, закусили удила и захотели подраться друг с другом из-за какой-то давней мелочи, но их отец, ехидно мне улыбнувшись, попросил образумить новоприобретенных родственников. А то непорядок получается — в гостях, да со скандалом. Я с неудольствием откликнулся на просьбу тестя, заломил бузящим парням руки, да и познакомил их лбы с крепкой осиновой доской предбанника. Парни махом пришли в чувство, присмирели и, опасливо косясь то на меня, то на отца, больше в рот ни капли не брали. А наутро еще благодарили меня, за то, что не позволил Мальцеву старшему провести воспитательную «беседу» самолично. Очень уж крут был их папашка в праведном гневе, мог зашибить человека до инвалидности. Их мать, благо, того безобразия что я с ними сотворил не видела, а то досталось бы мне за мое рукоприкладство.
Следующим днем я все семейство Мальцевых рассаживал на поезд до Москвы. Братья первыми заползли в вагон, закинув багаж. Мать их, глубоко вздохнув, поцеловала меня в щеку, перекрестила, и, всплакнув в платочек, с кряхтением заползла в тамбур. На перроне остались только я, Марина и Степан Ильич.
— Ну, что, жених, до свидания что ли? Через месяц жду у себя.
— Конечно. На собственную-то свадьбу я не опоздаю.
— А не передумаешь?
— Нет, не передумаю. Все решено.
Он посмотрел пристально мне в глаза, заглянул прямо в душу.
— Хороший ты мужик, Иваныч. Моя Маришка с тобой будет счастлива.
Мне оставалось только улыбнуться на его слова. Сказать я ничего не смог.
— Ну, ладно. Ты давай, не задерживайся тут с невестой, да на людях не целуйтесь. Не на всю жизнь расстаетесь, а всего лишь на месяц. А я пошел обустраиваться. Пока что ли, Иваныч, — и с этими словами он забрался в вагон. Махнул мне оттуда рукой, да и скрылся в темноте перехода.
Я повернулся к Марине. Она стояла слегка растерянная, ухватилась ручками за сумочку. В глазах ожидание, тревога и опаска. Три эмоции в одном взгляде, даже не знаю, как это у нее получается.
— Ты не волнуйся, — сказал я ей нежно, — я приеду.
Она мелко кивнула. Поджала сумочку к груди.
— Не переживай, ну что ты?
Она сглотнула и, посмотрев на меня глазами полными печали, как кот из «Шрека», вдруг призналась:
— Страшно…
— Чего же?
— А что в этом замужестве делать? Я ведь никогда…
Я улыбнулся.
— Там ничего страшного нет. Не мы первые. Справимся как-нибудь. Слава богу, не побираемся, жить есть где, да и разлада у нас пока не было.
— А папенька на матушку кричит иногда. А вдруг и ты так же?
— Нет, я не такой, — заверил я Марину. Притянул вдруг к себе и крепко обнял. Она уткнулась лицом мне в плечо. — Все у нас будет нормально, я обещаю.
Она молча кивнула. Мы постояли так пару минут, наплевав на мнение окружающих.
— А я ведь раньше обещала себе, что замуж никогда не выйду, — сказала она вдруг едва слышно. — С папенькой ругалась часто из-за его женихов… Какая же я была глупой!
Я ей не ответил, а лишь крепче ее обнял.
Мы так простояли на перроне еще минут десять, ничего друг другу не говорили, просто ждали сигнала паровоза. Наконец, гудок просвистел, и проводник, стоящий возле вагона, поторопил нас:
— Пожалуйста, поторопитесь. Поезд скоро тронется.
Марина отстранилась, оторвалась от моего плеча. Затем потянулась ко мне и поцеловала пухлыми губами в щеку.
— До свидания, — сказал я ей и она, развернувшись, пошла к вагону. Я смотрел ей вслед, а она, склонив голову, скрылась в темноте тамбура. И только оттуда махнула мне ручкой.