– Ну, кого куда возить, это не мы решаем, а во-вторых, и Гитлер ездит везде. И с ним народ фотографироваться очень любит.
– Нет, правда, Лен, Сталин в Магадане? – Волков ложечкой размешивал в чашке сахар.
– Нет, в Магадане сейчас, по-моему, никого нет. Одна выставка наша в Комсомольске-на-Амуре, а другая во Владике вроде бы. Это те, которые на Дальнем Востоке. А еще в Иркутске, в Воркуте и где-то здесь, недалеко.
– А сколько их всего, выставок?
– Передвижных – шесть или семь, я точно не знаю. Но Сталина в Комсомольск отправили. Я сама их собирала: Сталина, Хрущева и Ельцина. Фигуры тусуют постоянно, освежают композиции. Кого-то туда, кого-то сюда. Нам вот Арнольдика, Монро и Чаплина привезли взамен тех.
– Лена, а Сталин с трубкой был?
– Какой же Сталин без трубки?
– Точно помнишь?
– Я же выставку принимаю по описи. И передаю. Там все атрибуты каждой фигуры указаны: Суворов – трость и шпага, Пугачев – бревно, Сталин – трубка. Я же сама все и запаковывала.
– А трубка какая?
– Обыкновенная. Трубка как трубка. А что?
– Да в том-то и дело. Не муляж?
– Да вроде… У нас же постоянно что-нибудь воруют: у Жириновского – стакан, пуговицы срезают у тех, кто в мундирах красивых. Темно ведь, а когда народу много, за всеми не уследишь. Здесь – мастерские, а на маршруте мы сами исправляем. И пальцы отломанные сами прилепляем, и носы, и уши. Это здесь у Елизаветы серьги такие красивые, висячие, а в Улан-Удэ, когда я там была, только в мочках блестяшки и остались, как клипсы, а что сделаешь? Может, с самого начала у Сталина и был муляж, точная копия, а потом стащили где-нибудь в Норильске, ну, кто-то из наших и вставил трубку старенькую, какую нашел, не стоять же ему с пустой рукой. Так и ездит…
– Ясно. Леночка, а ты могла бы узнать точно, куда Сталин уехал?
– Да в Комсомольск. Но я могу позвонить, уточнить.
– Уточни, а? Тебе не очень это сложно?
– Да нет, у нас здесь телефон недалеко. А в чем дело?
– Да тут… Вы когда фигуры отправили?
– Когда их отправили, я не знаю, а у нас забрали неделю, по-моему, назад. Ну да, сегодня первое…
– Первое декабря уже? – удивился Гур-ский.
– А что?
– Да так. Дело я одно, выходит, проворонил уже. Время летит…
– Ну правильно, неделю назад.
– А ты не помнишь, – Волков отодвинул чашку, – дедок такой…
– Да их же здесь сотни. И дедули, и бабули.
– Ну да, но он такой… с тросточкой.
– А ты знаешь… небольшой такой?
– Да, с тростью.
– Помню. Я его запомнила, потому что ему позвонить нужно было срочно, он очень просил, я его и проводила. Уже после закрытия. И он как-то так странно палку свою держал, не опирался на нее, а… держал так, ну, как закрытый зонт люди носят в помещении, не складной, а обыкновенный. Это под самое закрытие было, часов в восемь. Я зал закрыла, проводила его позвонить, но он не дозвонился, расстроился очень и так и ушел. А мы этим же вечером фигуры разобрали, упаковали, и утром их от нас увезли. Как раз неделю где-то назад. А что случилось-то на самом деле?
– Да пока толком непонятно, – Гурский надевал куртку.– В гости приглашаешь?
– А что, нужно какое-то специальное приглашение?
– Ну, тогда держись…
– Пока, Ленка. Извини,– Волков открыл дверь комнатки. – Спасибо за кофе. А когда ты уточнишь?
– Да сейчас пойду и позвоню. Вы торопитесь?
– Честно говоря, да. Ты, если не трудно, когда узнаешь, перезвони мне на трубу сразу, ладно? Вот моя визитка.
– Ох-ох, визитка… Ладно, позвоню.
– Ну, пока-пока.
Глава 10
Выйдя из зала, Волков достал телефон и набрал номер:
– Ирина Аркадьевна? Да, Волков беспокоит. Ирина Аркадьевна, вы никуда не уходите? Да… да, тут кое-что… я зайду сейчас на минуту? Хорошо,– он отключил телефон, положил его в карман куртки, потом задумчиво повернулся и пристально посмотрел на Адашева-Гурского.
– Н-нет… Петя, не-ет! Абсолютно исключено. Дальний Восток! Да я уже по свету помотался, мне – во… Хватит. Для меня в редакцию-то съездить, полчаса на метро, так я неделю собираюсь внутренне. Что я там жрать буду, ты подумал? Я общепита не переношу. Я старенький.
– Еще скажи, тебя девушки не любят…
– Не скажу. Ложь унижает.
– Икру ты там будешь есть жировую, кету, горбушу, кижуча. А селедочка тихоокеанская, а?
– Слабой соли?
– Естественно. Она же размером с поросенка, а жирок так и капает…
– Под рюмочку?
– Это уж я не знаю. Сторона чужая.
– Не поеду.
– Ну немножко, если отнестись к процессу скрупулезно.
Они спустились по лестнице и вышли на улицу.
– Я высоты боюсь. Летать могу только пьяным.
– А ты в окошко не смотри. Кресло-то в самолете на полу стоит. Какая высота?
– У меня гипертрофированное воображение.
– Ну хорошо, в аэропорту мы вместе хлопнем, только ты в самолете не догоняйся. В Хабаровске на поезд надо будет пересесть, по пьянке ты заблудишься.
– А прямого рейса нет, что ли?
– Вроде нет, да и на Хабару только раз в неделю из Питера. В среду или четверг, я забыл, а может, и поменялось все, я давно летал.
– А в поезде – Эс Ве?
– Эс Ве, Эс Ве… Чистые простыни, хорошенькая попутчица.
– А если она храпит?
– А ты ей спать не давай.