Двое из ларца

– Ну что… – сказал Волков. – У меня сейчас встреча по делу. Это у Сытного рынка, здесь рядом, там такой ресторанчик – «Тбилиси», мне там клиентка встречу назначила. Поехали?

– Завтрак с меня, – оживился Михаил. – А там хаш дают?

– Петь, – сказал Гурский Волкову, – а потом этого в клинику закинем?

– Может, проще пристрелить?

– У него родители старенькие, сын родился от американской жены. Ведь заменяют высшую меру пожизненной каторгой? Вот пусть он ее в Бруклине и отбывает.

– А ты, Адашев, садист. Я всегда замечал.

– Да посмотри на него, разве он достоин легкой смерти? Пусть помучается.

– Встали и поехали.

В этот час маленький ресторанчик был совершенно пуст, лишь за одним столиком сидел пожилой небритый азербайджанец и ел из глубокой тарелки что-то жидкое и дымящееся.

Они заняли столик в углу зала, и Лазарский нетерпеливым жестом подозвал молоденькую официантку.

– Девушка, у вас хаш есть?

– Нет, извините.

– А что же вы утром подаете? Лобстеров?

– Чанахи, пожалуйста, чахохбили, сациви, хинкали, толма. И бастурма, и шашлык, конечно.

– Утром?

– Ну…

– Где у вас кухня? Можно? Ребята, вы заказывайте, я сейчас.

– Погоди, – остановил его Гурский. – Девушка, вы лучше меня на кухню проводите, а этому дайте пока сто граммов водки и сырое яйцо. Он у нас желудочник. Петь, когда твоя клиентка подойдет, ты решай свои вопросы, а я пока микстуру для больного сделаю, ладно? Да! Мне закажите два яйца всмяточку и чаю с лимоном.

Официантка показала Александру, как пройти на кухню, и пошла к бару осуществлять заказ для «желудочника».

– На кухне сидел молоденький белобрысый парень в белом фартуке и читал журнал.

– Гамарджоба, бичо, – сказал Гурский. Парень поднял голову:

– Все в зале.

– Мадлопт, генацвале. – Гурский подошел к блестящему столу, на котором рядами стояли глиняные горшочки.

– Вам что, товарищ? – Парень оторвался от журнала.

– А вот чанахи у тебя где?

– Все в зале.

– Да что ты заладил, иди-ка сюда. Вот давай-ка лучше мы с тобой… это чанахи? Ага. Давай мы все из горшочка вынем, а оставим только бульончик.

– Вы от Нодара Шалвовича?

– Да я практически ото всех. Вот давай мы это все выложим, а потом… где у тебя зелень?

– Вон там.

– Ага… Давай я бульоном займусь, а ты пока зелень… как ее измельчить?

– Я нарежу.

– Нет, надо почти в пюре. Но только чтобы сок сохранился.

– Ну, вон процессор.

– Вот, давай-ка.

– А чего давать? Тут петрушка, укроп, кинза и эта… сиреневая.

– А вот все вместе. А это процедить бы.

– Сейчас… – парень достал из шкафа блестящий сетчатый дуршлаг и подал его Гурскому вместе с чистым горшочком.

– Держи, – попросил Александр.

– Ну, куда ж вы…

– Что «куда»? Ну что «куда»? У тебя руки или… Дай-ка фартук.

– И что теперь?

– Что теперь… – пробормотал под нос Адашев, обвязываясь фартуком. – Теперь я буду вынужден выпить водки, хоть и не надо бы, но… А тебе не советую, есть трагические примеры неофитов. Практику необходимо иметь, генетическую, лет хотя бы двести. Принеси-ка капельку, а? Грамм триста. Сам не пей, не надо.

Поваренок ушел к буфету, а Адашев-Гур-ский взял горшочек с процеженным бульоном и осторожно поставил его на краешек большой ресторанной плиты. Затем загрузил процессор зеленью и нажал на кнопку. Процессор взвыл.

Вернулся белобрысый паренек, неся графинчик с водкой.

– Там в зале спрашивают, вы долго?

– Нет уже. У тебя яйца есть? Ну… в смысле, два куриных яйца мне нужны. И стакан.

– Вот, пожалуйста.

– Гурский взял в одну руку стакан, в другую графинчик с водкой, приподнял на уровень глаз и аккуратно перелил из графина в стакан половину содержимого.

– Ну, с Богом… – он выпил водку из стакана и, сморщившись, спросил сдавленным хриплым голосом:

– А лимоны есть?

– Вон там.

– Хорошо. Теперь смотри: когда вот здесь, в горшочке, разогреется – закипать не должно ни в коем случае, – вот отсюда, из процессора, всю эту кашу выложи, пожалуйста, в горшок, перемешай и накрой, чтобы запарилось, только с огня сними, естественно. Я пойду сигаретку выкурю.

– А яйца вам зачем?

– Так ведь… А! Ты в этом смысле. Это потом, когда разогреется, две дырочки сделать надо, здесь и здесь и… короче говоря, я сейчас вернусь.

Гурский вышел в зал и увидел, что Лазарский сидит за столом один, а Петр о чем-то беседует за столиком в отдалении с весьма привлекательной брюнеткой.

Александр подошел к столу Лазарского.

– Ну, чего?

– Сашка, я сейчас сдохну.

– Сотку принесли?

– Да она мне… Ну куда ты ушел? Давай сядем уже, ведь дело к обмороку. Ведь холодеют уже пальцы рук и ног.

– Все, минута. Дай-ка сигарету. – Гурский присел к столу и закурил.

– Нельзя курить на кухне, – кивнул он на сигарету. – Курить на кухне, плевать за борт и ступать на татами без поклона. Не тужи, еще хуже будет. Это пока еще что…

– Нельзя писать в компот и стрелять в белых лебедей.

– Маму парить еще, – вернулся к столу Волков, – тоже не надо.

– Ладно, умники. – Гурский погасил сигарету в пепельнице, встал и ушел к плите.

– И как тут у нас?

– Да вон, уж закипает почти.

– Давай яйцо. Вот, а теперь видишь, вот так, чтобы только белок. Вот… А лимоны? Да снимай ты его с плиты, кипит же!

– А вы-то? – пробурчал парень. – И вообще…