Двое из ларца

— Ира! — позвал он.

— Да? — вошла в кабинет Ирина.

— Слушай, у тебя пинцетика нет? Такого тоненького…

— Сейчас.

Она принесла пинцет, и Петр очень аккуратно вынул из чубука маленький бумажный комочек. Отложил пинцет и бережно расправил клочок бумаги, в котором угадывался обрывок входного билета, по всей вероятности того самого, который старик купил в кассе выставки восковых фигур. Тщательно разровнял его и прочел: «41 нибелунги числа 10, 33, 22».

— Ну? — взглянул он на Ирину. — И что он этим, ты думаешь, хотел сказать? Что это за сорок один нибелунг?

— Нет, — в раздумьи сказала она. — Это не сорок один нибелунг. Это… сейчас, подожди.

Подошла к стеллажу, где на полках рядами стояли тома «Брокгауза и Ефрона», и повела пальцем по корешкам.

— Вот, сорок первый том, Нибелунги.

— Ну-ка, ну-ка… — Петр вынул из плотного ряда абсолютно одинаковых книг ту, на которую указала Ирина, попытался перелистать и чуть не выронил на пол черную компьютерную дискету.

— Та-ак… — он подхватил дискету и, положив ее на стол, на всякий случай тщательно просмотрел том. Больше в нем ничего не было.

— Ну-ка, давай-ка посмотрим… — он включил компьютер, вставил дискету и стал ждать, пока тот загрузится.

— Ну и как? — вошел в кабинет Гурский.

— А вот что в ней было, — кивнул Волков на записку.

— В трубке?

— Ну да. Сорок первый том Брокгаузена… А в нем дискета.

На экране монитора развернулся ярко-желтый фон, на котором возникла рамочка с текстом: «Введите пароль».

— Ну вот, приехали… — откинулся на спинку стула Петр. — Ладно, давай попробуем. Какие там числа?

— 10, 33, 22.

Волков впечатал в оставленное для пароля окошко цифры и нажал на клавишу ввода. Экран моргнул и вернул надпись: «Введите пароль».

— Та-ак… Ну? — Петр обернулся к присутствующим. — Какие будут идеи?

— Поужинать, — высказался Гурский.

— Да, на самом деле, — согласилась Ирина и вернулась на кухню.

— Ну хорошо, — Волков выщелкнул дискету, положил ее вместе с запиской в ящик стола и выключил компьютер. — Тут уже шарады начинаются, это, Гурский, больше по твоей части. А ты некормленый. Я же вижу, об чем думаешь, вместо того, чтобы об деле…

— А об чем?

— Ладно, пойдем, все у нас припасено. Мы ж тебя ждали. Мы же, чекисты, не звери.

Они вошли в просторную кухню и сели к столу, на котором, помимо прочего, благоухали на большой плоской тарелке старого фарфора тонко нарезанные балык и теша подкопченного кижуча, а в изящной, но весьма вместительной серебряной вазочке лоснилась уложенная горкой, отливающая золотистым янтарем жировая дальневосточная икра. Рядом стояла водка, перелитая Ириной из бутылки в хрустальный графин, который, томясь в холодильнике, успел запотеть.

— Господи, — сказал Гурский, — просто Новый год какой-то. Или день рождения.

— А у меня и есть день рождения, — грустно улыбнулась Ирина и взглянула на мерно покачивающие маятником настенные часы. — Уже полтора часа как.

— Да? Минутку… — Гурский вышел в переднюю, порылся в сумке и вернулся, неся в руках небольшую, вырезанную из темного дерева фигурку какого-то пузатенького, заразительно смеющегося божка. — Это Пеликен. Он на Камчатке вроде нашего домовичка. Здоровье хозяев охраняет, приносит удачу, а если его вот так по пузику гладить, по часовой стрелке, приумножает материальный достаток. Это будет ваш талисман. С днем рождения!

— Спасибо… — Ирина взяла Пеликена, стала разглядывать и погладила пальцем его круглый животик.

— Не так, Ира, я же показывал, по часовой стрелке вокруг пупка.

— Да Бог с ним, с достатком.

— Ну, не скажите.

— За тебя, Ириша. С днем рождения! — поднял рюмку Волков.

— За вас! — присоединился Гурский.

— Спасибо, — Ирина чокнулась с каждым по очереди.

После ужина было решено, что время уже позднее и Гурскому разумнее остаться ночевать, благо есть где: комната, в которой располагалась во время своих приездов Ирина, пустовала; сама хозяйка дома спала на родительской постели; Петру, «как он есть недремно находящийся при исполнении служебного долга», постелили на диване в гостиной.

Все (а в особенности Гурский) согласились с тем, что утро вечера мудренее, и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись спать.

Глава 46

Рано утром, выйдя из спальни в наброшенном поверх ночной рубашки длинном халате, Ирина прошла мимо-спящего на диване Волкова и увидела свет настольной лампы в кабинете отца. Заглянула туда. Возле книжных полок стоял Адашев-Гурский и листал какой-то толстый словарь.

— Что это вы так рано? — сонно удивилась она. — Доброе утро.

— Доброе утро, — обернулся Гурский. — Да у меня с этими часовыми поясами — девять часов туда, девять сюда… Я там день, с ночью путал, а теперь вот здесь. Ира, а вас еще какие-нибудь словари есть?

— А что вы ищете?

— Слово одно привязалось и, знаете, как бывает, сидит как заноза. И главное, кажется, вот-вот, сейчас вспомню, крутится где-то здесь, а никак… — Гурский поставил словарь на место, подошел к письменному столу.

— Посмотрите по полкам, здесь у отца все вперемешку. Поищите.

— А он что, религиозен был? — Александр взял со стола Библию небольшого формата, обратив внимание на торчащие из нее закладки.