Двое из логова Дракона

Ближе к вечеру я уже привычно надела парадную форму, уложила волосы и подправила макияж. Мне не хотелось оставлять Жулю, даже на такую надёжную няню, как Бетти. Теперь, когда Джулиан ушёл, меня всё время тянуло к дочке, мне больше чем когда-либо нравилось слушать её голосок и глядеть в зелёные глазки с такими же золотистыми ресницами, как у папы. Но я решила ехать во дворец, надеясь хоть что-то разузнать о Джулиане. Снова и снова перебирая в памяти события последних дней, припоминая свои смутные подозрения, я уже не сомневалась, что он и раньше уходил со звездолёта, и уходил именно во дворец. Значит, и сейчас он, скорее всего, там. И вряд ли пропустит мистерии. И мне отчаянно хотелось увидеть его и спросить, что происходит. Я по-детски надеялась, что он всё объяснит и, как всегда, успокоит меня. И всё встанет на свои места! Ведь Кирилл прав, он и раньше уходил. Правда, никогда вот так — в открытую.

Уложив дочку, я зашла на кухню, чтоб сказать Бетти, что ухожу. Она тут же достала из шкафа красивую плетёную корзинку, обвязанную кружевным платком, в которой лежали разноцветные клубки ниток с воткнутыми в них спицами различной длины и толщины. Продемонстрировав мне большой пушистый клубок нежно-розового цвета, она получила моё одобрение и пошла в каюту. За ней, покачивая лохматым шариком живота, поплёлся заспанный Киса. Проследив за ним, я подумала, что кухонная оппозиция не идет на пользу его спортивной форме, и Хоку после примирения придётся изрядно его погонять, чтоб её восстановить.

Я зашла на мостик, чтоб оставить запись о своём отбытии со звездолёта в судовом журнале. К моему удивлению, там было темно, только с улицы через широкие окна-экраны лился призрачный свет бледных звёзд и маленькой сиреневой луны, которую называли Лилосом. За пультами никого не было, но, подойдя к краю верхней площадки, я увидела у окна силуэт высокого мужчины, стоявшего спиной ко мне.

— У нас что-то с освещением, Юрий Петрович? — спросила я, спускаясь вниз, к резервным пультам. — И где вахтенный?

— Я вахтенный, — ответил Булатов, обернувшись ко мне. — Я просил старпома поставить меня в график вахт вместо Илд. Его это устроило и мне тоже теперь есть, чем заняться, — он поднял голову и посмотрел на луну. — Со светом всё нормально. Я его выключил. Я люблю темноту.

Даже не видя в полумраке его лица, я по голосу поняла, что он улыбается.

— Я ведь астронавигатор, Дарья Ивановна. Я живу в этой темноте, пронизанной светом тысяч светил. Здесь я дома, среди своих. И только темнота позволяет мне видеть и узнавать звёзды. Конечно, после месяца полёта, я, как и все, радуюсь возвращению в атмосферу, удерживающую свет, но без этой бездны я б жить не смог. Наверно, все мы, живущие космосом, люди Ночи. Мы любим ночь. Мы любим сидеть в тишине и вглядываться в звёздное небо, вспоминая дальние полёты, мечтая о новых, прислушиваясь к этой невероятной тишине, порой нам даже кажется, что мы слышим её дыхание, и стук наших сердец сливается с биением огромного сердца вселенной. Только тёмное, бездонное, безмолвное пространство даёт возможность испытать это чудо.

— А в детстве вы не боялись темноты, Юрий Петрович? — поинтересовалась я.

— Нет, — покачал головой он. — Я слишком любил космос, его романтику, его непредсказуемость, его глубину, его тайны. У родителей иногда были проблемы с тем, чтоб загнать меня спать. Ночью мне и сейчас лучше думается, вдалеке от суеты дня, его заполненности делами, проблемами, общением. Ночью я остаюсь один на один с собой и с нею. Мне приходят в голову лучшие идеи для картин, лучше всего пишется, словно кто-то водит кистью, которую я держу в руке. И на холсте или на бумаге появляется что-то необыкновенное, прекрасное… Знаете, Дарья Ивановна, мне кажется, именно ночью, когда вокруг тьма и тишина, у людей рождаются лучшие идеи, они зажигаются самыми безумными мечтами, к ним приходят судьбоносные открытия! Чем было бы человечество, если б на Земле двадцать четыре часа в сутки светило солнце?

— Вы поэт… Но вы правы. Спокойного дежурства, командор.

— Спасибо. Вам удачно съездить и вернуться. Когда вас ждать?

— Не знаю, — беспечно ответила я. — Как только, так сразу… Обещаю, что, вернувшись, тут же зайду к вам. Если что, наверху Мангуст на связи с нами.

Я поднялась, продиктовала запись в судовой журнал, потом вышла из командного отсека и спустилась в нижний ангар, где меня возле флаера уже ждали Донцов и Хэйфэн.

На сей раз, на площади перед дворцом было пустынно и тихо. В установленных на верхних террасах больших чашах ярко полыхали высокие костры, отбрасывая вокруг рыжие отсветы, но их света было недостаточно, чтоб разогнать сумрак, царящий внизу. И бледное свечение, слабо отражавшееся от полированных ступеней лестницы, лишь ещё больше подчёркивало царящую вокруг мрачную атмосферу. Эта бесконечная, едва освещённая лестница, ведущая к нависшей над ней громадой дворца, показалась мне декорацией к какой-то античной трагедии. На душе вдруг стало тоскливо и тревожно, и вспомнились слова Бетти о том, что мистерии — дело не всегда безобидное.