Двое на краю света

– Глория рассказала мне вашу семейную историю этого родимого пятна, – тихо оповестила я и предложила: – Хочешь посмотреть все снимки?

Он кивнул, продолжая хранить молчание. Я понимаю. Мне самой трудно состыковать в разуме и в чувствах все эти странные факты и обстоятельства.

И давая нам обоим возможность немного помолчать и хоть как-то справиться с эмоциями и мыслями, я листала снимки, стараясь делать это не слишком быстро.

Я показала все фотографии в этой папке, и, как обычно, снова появился первый снимок, где на весь экран улыбался веселый Архипка.

– Почему она его родила? – спросил Краснин, разглядывая фотографию на экране. – Она же… – запнулся он.

– Да, – поняла я, о чем он хотел сказать. – Светская львица, из другого мира и совсем из другой жизни.

– Да. Именно. Почему она решила родить ребенка от малознакомого мужика?

И я рассказала ему. Всё.

Начиная с того, как она пришла ко мне в студию, как приняла решение родить ребенка для меня, как мы вынашивали его и рожали, и заканчивая первым днем рождения Архипа, который мы отмечали вместе за три дня до ее смерти.

– Вы были настолько близки? – тихо спросил Краснин.

– Она была единственным самым близким мне человеком. – Почему-то я вдруг стала объяснять ему то, о чем ни с кем никогда не разговаривала. – Старшей сестрой и в чем-то мамой, другом, мудрым наставником и товарищем во всех наших безумных проделках. Она была единственной в моей жизни, а я в ее, мы ни разу не поссорились, даже не спорили никогда, и у нас обеих не было ни друзей, ни подруг близких. Зачем? Конечно, мы любили родителей и обожали деда Платона, но ближе друг друга у нас с ней никого не было.

– Мне очень жаль, – посочувствовал мне искренне Краснин и осторожно, немного неуверенно спросил: – Она… не мучилась?

А я задумалась, стоит ли рассказывать о моих настолько личных и интимных переживаниях и воспоминаниях, о том нашем прощании с Глорией? И… и не смогла, пока не смогла – я любила его, доверяла ему, хотела прожить с ним всю жизнь, но пока не смогла…

– Прости, – внимательно всматриваясь в выражение моего лица, по-своему истолковал мои сомнения он. – Я не хотел сделать тебе больно, напоминать, не подумал…

– Ничего, – перебила его я. – Она не мучилась. Я пока не могу тебе рассказывать об этом. Год прошел, а я о Глории ни с кем не говорила, даже с родителями. Не могу. Еще не могу, хотя она и просила не тосковать по ней. Вот, пока не исполнила ее волю.

И я внутренним окриком загнала назад рванувшиеся на свободу слезы. А Краснин вдруг резким движением встал, рванул меня из кресла, прижал к себе, утешая.

– Ничего, – тихо шептал он мне на ухо и покачивал. – Когда-нибудь сможешь, и тебе полегче станет. – Чуть отстранился, заглянул мне в лицо, поцеловал нежно, исцеляюще, в губы. – Прости, что спросил.

И вдруг в одно мгновение нас обоих словно накрыло каким-то страстным, лишающим ума шквалом! Как кипятком окатило! Оттого ли, что мы оба сдерживали и скрывали свои чувства и эмоции, не решаясь на откровения и полную открытость, или от желания найти опору, поддержку и хоть такое спасение друг в друге – бог ведает. Только вмиг исчезли все мысли, сомнения и терзания, и мы неистово, до боли целовались и срывали одежду друг с друга и, забыв о ласках и нежности, соединились тут же, на полу кабинета, и спасались, тонули друг в друге…

А отдышавшись, после долго лежали, не произнося ни слова и не делая ни одного движения, и только смотрели в лица друг другу. Потом Краснин встал и так же, ничего не говоря и не объясняя, взял меня на руки и перенес в спальню. И, словно возмещая упущенную нежность и жесткую торопливость прошлого раза, долго ласкал, доводя до полуобморочного состояния, пока я не принялась молить и требовать продолжения, которое он дал нам обоим, приведя к сумасшедшей вершине…

Я проснулась с ощущением теплой радости и правильности жизни, потянулась, открыла глаза и обнаружила, что в спальне нахожусь одна.

Интересно! Во-первых, сколько я спала? Вроде бы утро позднее. А во-вторых, когда я заснула? Совершенно не помню, словно меня выключили из жизни, как робота от питания. И в-третьих, а где Краснин-то?

Я встала с кровати, и здесь выяснился еще один интересный факт – отсутствие моих вещей. Всех. Ну ладно, может, это игра такая? Я вышла из комнаты и, ясный пень, позвала хозяина:

– Краснин, ты где?

Тишина. Причем какая-то с намеком такая, я бы сказала, тишина!

Я прошла в кухню, проверила туалет и ванную, заодно воспользовавшись ими по назначению, прошла в гостиную и снова, уже громче, позвала:

– Эй, хозяева, вам голые девушки не нужны?

Не поверите – тишина! Ну ладно, пойдем другим путем! Я прошла в прихожую, достала из сумки свой смартфон, нашла в книжке номер сотового Краснина, который имелся у меня еще со времен подготовки к экспедиции и прохождения тех многочисленных инструктажей. После нескольких гудков доцент Краснин таки соизволил отозваться на призыв женщины:

– Да.

– Стесняюсь спросить, – весело поинтересовалась я, – но все же: ты, собственно, где, Краснин?