Двое против всех (СИ)

Беглую горничную приковали за обе руки к батарее и не освобождали три дня. Ей не давали ни есть, ни пить, ни выйти в туалет, ни снять одежду... Она не хотела даже вспоминать эти трое суток.

А четвертая попытка... четвёртой попытки просто не было. Джеллика, наконец, поняла, что корпорация - ее бывшая заветная мечта - слишком сложно устроена, чтобы ее обмануть.

Но Джеллика часто мечтала. Она очень любила мечтать. На кухне в одном из ящиков хранились остро отточенные ножи. И большие хозяйственные ножницы. И молоток для отбивки мяса...

Однажды Джеллика взяла этот молоток. И нож. Ей было все равно, чем закончится дело. То есть она думала, что все равно. А оказалось, нет.

Она ведь не знала тогда, что по дому везде натыканы камеры. Дура. Камеры по дому, маячок-браслет на ее руке и камера в пуговице униформы, позволяющая видеть, куда идет горничная, что делает, с кем говорит, как говорит и что говорит.

Покушение закончилось, как ему и положено было - провалом.

А Джеллике до сих пор снилось по ночам наказание. Она просыпалась в поту. И знала: за ней наблюдают. Но ночью во сне - за эти слезы ее не наказывали. Другое дело день. Совсем другое.

Днем вышколенная прислуга должна быть деликатна и незаметна, почтительна и ненавязчива, услужлива, но не суетлива.

- У тебя же есть чувство собственного достоинства? - спрашивали ее.

Да, конечно, есть. Точнее, было. Когда-то. А сейчас осталась только видимость. Но этого достаточно. Главное - не показывать ужас, не смотреть затравленно, не плакать и... улыбаться. Обязательно улыбаться! Прислуга ведь должна быть обходительна и приветлива.

Поэтому Джеллика всегда ходила с гордо расправленными плечами и даже научилась не вздрагивать. Ведь в этом доме никогда не били без предупреждения.

- Мисс Тарукай, подойдите.

И она шла на подгибающихся ногах. Шла, продолжая мило улыбаться.

Собственно, били ее аккуратно. Ни разу ничего не сломали. Правильно, как она будет работать с переломанными пальцами или отбитыми почками?

Впрочем, Джеллика уже не особо боялась простых избиений. Медленная боль была для нее гораздо страшнее. От сигаретного ожога на плече не умрешь. Но иногда казалось, уж лучше сломать руку... По счастью, до таких пыток дело доходило редко. Раз в месяц-полтора. Унижать в этом доме любили больше, чем бить. Один только приказ для горничной не выказывать страх и хранить достоинство был той еще издевкой.

Но Джеллика научилась. И в присутствии, и в отсутствие своего нанимателя. Лучше не давать поводов для наказания. Или давать их как можно меньше.

Днем она была одна и занималась всем тем, чем занимаются обычно горничные в отсутствие хозяев: мыла, готовила, гладила, убирала. Но это было счастьем. Действительно счастьем. Ведь днем ее никто не унижал, не окликал, не говорил негромким хорошо поставленным голосом:

- Мисс Тарукай, подойдите.

День - это уединение. Что звучит довольно смешно, если учесть, что повсюду в доме камеры... Джеллика в любое время суток оставалась на виду. Она уже и забыла, каково это, когда за тобой не наблюдают в любой момент, в каждую секунду твоей жизни.

И все-таки, день мисс Тарукай был не так уж и плох, если подумать. Жаль только, заканчивался он всегда одинаково: парализующий страх стискивал сердце, внутренности начинали мелко дрожать, дыхание перехватывало, вдоль по позвоночнику полз холод, а ноги подкашивались.

И всему этому был причиной один-единственный звук. Короткий, почти неслышный. Этого звука Джеллика с ужасом начинала ждать сразу после пробуждения. От него она утрачивала волю. От него хотела спрятаться, захлебываясь криком.

Один короткий миг.

Доля секунды.

Шелест ключ-карты в замке.

Хозяин вернулся.

- Добрый вечер, сэр, - Джеллика с улыбкой выходила в холл, чтобы принять у мистера Парсона кейс с документами и верхнюю одежду. - Ванна готова. Мне подавать ужин?

* * *

В корпорации всё решается выгодой. Перестала фабрика приносить прибыль, встал вопрос: закрыть или перепрофилировать. Закрыть оказалось выгоднее, поэтому все оборудование вывезли, а корпуса законсервировали. Понадобится участок для других целей - используют. Не понадобится - так и будет стоять заброшенным.

Вот и здесь за настежь раскрытыми воротами ветшали четыре здоровенных ангара и приткнувшееся между ними небольшое модульное административное здание. О том, что у здания есть небольшой, но глубокий подвал, знали только те, кто восстановил там электроснабжение. Они же теперь и наезжали сюда время от времени по "казенной" надобности. "Агентство борьбы с неврозами" - АБН - так они себя называли.

Патрульный Джекоб Уайт, сидевший у входа на расшатанном стуле, облегченно выдохнул. Ну, хоть вопли прекратились, наконец, а то аж уши закладывало. И не подумать толком.