Двое против всех (СИ)

Мы прошли в вип-комнату и устроились на мягком диванчике, обитом кожей, заказали выпивку. Кстати, наш официант - омежка, очень даже ничего: стройная фигура, приятные миловидные черты лица, улыбается он красиво - ямочки на щеках не дадут соврать. Манеры, как и положено работнику элитного ресторана, на высоте: ведет он себя непринужденно, правдоподобно изображает на лице искреннюю радость от нашего визита, не стесняется шутить или предлагать закуску на свой вкус. Явно это тот, кто мне сейчас нужен, жаль, правда, что нечем подтвердить его чистосердечие.

За время ожидания нашего заказа я успел тщательней изучить помещение. От основного зала нас отделяли не только стены, но и колонны с позолоченной лепниной. Снаружи нельзя было рассмотреть, что творится за нашим столиком, ибо колонны внешне окружала занавесь из тяжелой ткани. Проход был также оформлен собранными шторами, которые можно было опустить в любой момент одним движением руки.

Не могу не отметить и того, что пока я пристально изучал интерьер, альфа придвинулся немного ближе, слегка задевая своим бедром моё. Я аж поежился.

Официант принес на подносе закуски и выпивку. Пока он расставлял все по своим местам, я успел рассмотреть его превосходные руки с ухоженными ногтями, и упругую попку под фартуком. Хотелось рявкнуть от возбуждения. Я уместил в ладони свой сниффер*, чтобы выглядеть более могущественно по сравнению с ним. Хотелось, чтобы он кожей почувствовал меня, весь мой шарм и очарование были направлены в его сторону. Я смог заметить, как он еле вздрогнул, почувствовав на себе мой взгляд. Облизнувшись, я стал забывать, что в помещении есть кто-то еще кроме нас двоих, но из сладостного изучения МОЕГО омеги меня вырвал возглас Виктора:

- Знаешь, - начал он. - Я просто ненавижу тишину! Скрипача сюда!

Он щелкнул пальцами и через несколько мгновений невдалеке от нас появился омега нашего возраста, с уложенными назад волосами, которые лоснились от переизбытка лосьона, в слегка помятом костюме (его явно не раз вызывали за сегодня) и маленькой, потертой скрипочкой, которая сразу напомнила мне своим унылым видом себя в юности. Об официанте как-то стало забываться, а сам он как тучка, уплыл в неизвестном направлении. Скрипач немного мялся, скорее всего, ожидая заказа от своих господ, но я не спешил ничего говорить, ибо музыка - не моя стихия. Виктору подали своеобразное меню из композиций известных классиков. И когда, он хотел было предложить мне выбрать что-нибудь самому, я заметил нечто, перевернувшее мое отношение к омеге-скрипачу.

«Опа-па, сегодня прямо день встреч бывших сокурсников».

- Любезный, поди-ка сюда, - подозвал я его. - Дай инструментик посмотреть, - а глаза ласковые-ласковые, как у котеночка.

Скрипач дернулся с перепугу, но всё же аккуратно протянул мне возможно единственное свое сокровище.

- А я ведь помню это пятнышко… Кстати, тот кофе из вузовского автомата был просто ужасен, и тот синяк под глазом, что ты тогда оставил, за то, что я нечаянно пролил стакан, я запомнил на долго. Что, Николаев, пригодились мамины уроки?

- С-с-Савушкин?.. - сглотнуло это нечто.

- Ч-ч-чего з-з-заикаешься, Пашка? – передразнил я его. - Или перед господами своими играть зассал? - и вальяжно отхлебнул “Hennessy” - лучшего момента, чтобы поиздеваться над универовским красавчиком и быть не могло!

Коньяк уже ударил немного в голову. Мы с Виктором переглянулся и я понял по его взгляду, что этот персонаж ему тоже знаком не понаслышке. Да-а-а, эта тварь нам хорошо нервы попортила своим завышенным самомнением.

- Николаев? – скучающе-удивленно протянул сидевший рядом Смоленский. – Не ожидал увидеть тебя таким. Не представляю, насколько нужно было себя забросить, чтобы превратиться в это. Ты себя в зеркало вообще видел? Боги, - хлопнул он себя полбу. - И в ЭТО я был безответно влюблен? Ну и имбецил.

- Имбецил? Как самокритично! - восторгался я.

- Смоленс-с-с-кий? В-влюблен?

- Не пытайся сложить слова в предложения! Не твоё это сегодня, Николаев, не твоё! - повысил тон альфа, потирая переносицу. - В любом случае, среди вещей, которые меня действительно сейчас интересуют, вопрос развития твоей личности за все эти годы находится где-то между проблемами миграции ушастой совы и особенностями налогообложения в Конго.

- Я..я… - Пашка явно не мог найтись с ответом, но немного погодя вспыхнул, как рождественская елка. - Да как ты смеешь?! Я один из лучших музыкантов в городе! А мои родители многоуважаемые люди! Им точно не понравится то, как ты со мной разговариваешь!

После такой сногсшибательной, абсурдной и бессмысленной речи, мы со Смоленским валялись под столом, чую, ещё бы чуть-чуть и я бы надорвал себе пупок. Сквозь слезы удалось обронить:

- Пашка, ты вроде подумал и всё-равно чушь сказал!

- В гробу мы видели твоих родителей! - поддержали меня. - Да будь они хоть трижды известными композиторами, их время прошло!

- Д-д-да как вы смеете? – заикаясь, спросил он.

- А ты на них всегда свои проблемы сваливаешь? – произнес я.

Николаев стоял красный, как рак.