— Мам, просто ответь на вопрос, а?
— Венчиком блинное тесто взбивают, — сказала она.
Я почесал репу. И что это за хрень? Мама заценила мое глубокомысленное молчание и рассмеялась:
— Это пружинка на палочке. Посмотри там, где половники лежат и лопаточки. Ваша экономка, как я поняла, дама опытная, и блендерам доверяет не особо.
— Кому не доверяет? — рассеянно переспросил я, копаясь в кухонных ящиках.
Столько пыточных приборов непонятного назначения я не видел даже на средневековых гравюрах. Ужас какой! Тетя Стеша, оказывается, чертовски опасная дама!
— Забудь, — рассмеялась мама. — Лучше скажи, почему тебе любимый не помогает и где ваша кормилица?
— Ромка понимает в готовке еще меньше, чем я, вот и приходится мне на кухне тусоваться. Уже четвертый день, представляешь? Тетя Стеша на целую неделю уехала.
— Никогда не думала, что ты возьмешься за готовку, — неожиданно грустно сказала мама. — Кто угодно, только не ты, сынок. У тебя же все традиционные мужские фобии в самом соку. Надеюсь, хоть в постели жена не ты, а Роман.
Я где стоял, там и сел. На пол. Прислонился спиной и затылком к шкафу и зажмурился. Черт, черт, черт! Она знает. Мама знает! Про меня. Про Ромку. Правду.
— Серж? Какого черта ты сидишь на полу с таким страшным лицом? — неожиданно возник рядом со мной Ромка, поднял с пола, прижал к себе и уставился на меня едва ли не с ужасом: — Любимый, тебе плохо? Опять сердце прихватило? Я вызову скорую и доктора. Того, к которому ты меня в больнице ревновал, он дал мне свой…
— Не надо доктора и скорую! — зашипел я, мигом приходя в себя и зажимая трубку рукой. — Идиот! Мама на проводе!
— Упс, — сказал Ромка, отпустил меня и пошел наливать себе виски.
— Мне надо скорую, — мрачно сказала мама, и я понял, что она слышала все до последнего слова. — Скажи-ка мне, дорогой, что там у тебя с сердцем?
— Ну-у, я… э-э-э-э… оно как бы занято. Ромкой, — выбрал из двух зол меньшее я.
Раз уж она про мою голубизну знает и не истерит, то можно и сдаться. Это лучше, чем про инфаркт рассказывать.
— Сережа, не уходи от темы! Я знаю, что ты Романа любишь и с ним спишь, но мы о другом говор…
— Откуда знаешь? — перебил ее я. Если меня сдала сестра, ей не жить.
— Это же очевидно, сынок. Неужели ты думаешь, что за столько лет я не догадалась, что ты гей? А уж то, что вы с Романом друг друга любите, мне стало понятно, едва ты его нам с отцом представил.
— Только не говори, что отец тоже в курсе, — постучался головой о навесной шкаф я.
— Нет, конечно! Он тебе голову оторвет, а Роману кое-что пониже. Оно нам надо?
Ромка сунул мне в руку бокал с ромом. Я выпил его до дна одним глотком, успокаивая расшалившиеся нервы. Я знал, что мама у меня ангел, но не думал, что настолько ангельский.
— Мам, я тебя обожаю.
— Я тоже тебя люблю, дорогой, но ты не ответил на вопрос. Что у тебя с сердцем?
— У него инфаркт был, — нагло выхватил у меня трубку Ромка.
Скотина!!! Я принялся отвоевывать ее обратно, но он уворачивался, не отдавал и рассказывал маме грязные подробности моего лежания в больнице, о котором только сестра знала. Я понял, что силой мне Ромку не одолеть, и решил применить запрещенный прием: запустил руку в его штаны и сжал в ладони все, что попалось. Как следует сжал. Ромка взвыл, дернулся, отдирая мою руку от своего паха, а я перехватил трубку.
— Сынок, что ты с Романом сделал? — первым делом спросила она. — Дай ему трубку!
— Еще чего! Он тебе все мои тайны выложит!
— И Слава Богу! Из тебя и слова не вытянешь! Никогда ничего не рассказываешь, а я переживаю почем зря.
— Вот поэтому и не рассказываю, — пробурчал я. — Мам, все со мной в порядке.
— Теперь да, — не стала ворчать мама, чем изрядно меня удивила.
Где лекция на час о здоровье? Где ахи и охи? Где угрозы приехать в Москву и не спускать с меня глаз? Нет ничего. Я покосился на смакующего виски Ромку. Может, он у меня гипнотизер-заклинатель?
— Роман за тобой присмотрит, так что я спокойна. Ладно, иди, делай блины. Твой жених сегодня плюшки заслужил, если не от тебя, то от меня-то точно.
Я положил трубку на столешницу, Ромка положил руки на меня… Нет, мы не снесли все со стола, мы не сломали ни одного предмета и даже не трахались. Мы стояли, обнявшись, на кухне и переваривали то, что только что произошло. Моя мама нас приняла. Обоих. Такими, какие мы есть. Это дорогого стоило.
— Ромка, а давай в честь моей ангельской мамы закажем рульку, а? — через пару минут отмер я.
Жрать хотелось все больше, а повод выкинуть молоко с мукой и кастрюлей в мусорку был самый что ни на есть весомый.
— Закажи, — поцеловал меня в шею Ромка, — но блины доделай.
— Дались тебе эти блины! — заворчал я, но он шлепнул меня по заднице и свалил добивать зеркало.