Двое среди руин

С той поры небо не стало чернее, но тьма уже не казалась столь густой. Я различал оттенки более светлого неба, в котором еще не проявились тусклые светлячки звезд, и не мерцала луна. Всего этого нет. Успокаивая Нату, волнующуюся на этот счет, я не раз задавал вопрос себе самому — а увидим ли мы их вообще? Если покров облаков, образованных взрывами множества вулканов, ракет, сдвинувшихся с места гор, рассеется только через сотни лет? Без света звезд, без солнца — разве жизнь? И разве жизнь — одиночество вдвоем?

Резкое ощущение тревоги заставило меня мгновенно упасть и вжаться в камни. Не всегда это чувство приходило вовремя, не всегда я успевал разобраться в себе, но — когда понимал! — действовал сразу и без колебаний. Вот и сейчас, еще не видя и не слыша врага, я уже скользил по земле, словно змея, выползшая на ночную охоту…

Я перевернулся на спину — тоже же самое чувство, заставило очень внимательно вглядеться в практически беспросветную высь! Прямо над холмом мелькало два темных силуэта, громадных и совершенно беззвучных, словно планеры. Я затаил дыхание… Снова грифы? Нет… не похоже. Один только размер монстров внушал уважение. Они кружили так близко к вершине, что, имей я желание — мог попробовать ухватить за поджатые к туловищу лапы! Только, чем бы это кончилось? Даже в темноте ночи понятно — это далеко не привычные Вороны. И не грифы. Скорее всего — тот, кто напал на «журавлей», возможно, с подругой. Если так — никакой стрелой не возьмешь. И лучшее — вообще не привлекать внимания к нашему холму, насколько это возможно. Ну, раз не вороны и не грифы — свалка их не заинтересует. Только падальщики верны привычке посещать все возможные помойки.

Гиганты, почти не махая крыльями, то вздымались ввысь, то спускались до бреющего полета. Хорошо, что сейчас ночь — известно ведь, зрение у птиц не в пример острее моего, и увидеть затаившуюся фигурку среди камней довольно просто. Правда, это скорее присуще совам — а это явно не тот вид! И все же, шевелиться не стоит… Каким-то шестым органом я понимал — меня спасает лишь темнота. Может, они и охотятся лишь на пернатую дичь, брезгуя теми, кто ходит и бегает по земле, а может, что и нет… Эх, появись эти короли неба несколько ранее! Пух и перья от падальщиков! Хотя… избавь нас от нападения стервятников, они без особого труда могли довершить то, в чем не преуспели стервятники…

…Дверь просто прикрыта?! Ната! Если она вдруг проснется, увидит, что в подвале никого? Ведь сразу кинется наружу!

Я едва заставил себя лежать смирно — любое движение могло быть замечено сверху! Нет… не надо суетится. Ната спит чутко, но, если нет источника шума — будет спокойно спать дальше. Вскочив на ноги и убегая по склону к входу в подземелье, я точно снесу несколько камней и привлеку не нужное внимание. Это ее разбудит, девочка захочет узнать причину — и неизвестно, кто первым достигнет прохода, я, или крылатый монстр! Остается ждать…

Так продолжалось довольно долго. Спина вконец застыла, я чувствовал каждый камешек — а птицы все кружили и кружили, словно решили обосноваться здесь навсегда. К вящему облегчению, начал накрапывать дождь. По-видимому, гигантам это не особо нравилось — они поднялись несколько выше обычного и быстро направились на юг, в сторону степей.

Скоро их, и без того плохо заметные силуэты, исчезли вдали. Я молча смотрел вслед — на этот раз пронесло… Страшно даже представить, что они могли сделать, повстречайся мы на открытой местности. Я поежился, разминая затекшие мышцы. Вышел на прогулку… маньяк озабоченный. Поделом. Я даже рассмеялся — нервно, правда… Угар не возвращался. Позвать? Нет, не нужно. Пес давно заботился о себе сам, его ночные отлучки — привычное дело. Пусть бродит среди руин, придет сытым и не станет попрошайничать возле очага, крутясь у Наты под ногами. А вот моя прогулка затянулась, пора в постель. Холодную и пустую. Я взялся за ремень, собираясь открыть дверь… и опустил руку. Спать не хотелось. Совсем.

Вместо этого я присел на краешек камня, который едва смог отодвинуть, спасая исстрадавшегося Угара. Птицы ли, заставившие меня лежать недвижимо на холодной земле, ночь, затянувшая казалось, до бесконечности — пришло отрезвление. И осознание всех своих неутоленных желаний.