Двое среди руин

Я утаил, что повстречал, когда-то, в городе. Мне вовсе не хотелось ее пугать — к тому же, я и не настолько был не прав. Живых нелюдей наверху еще не встречал… Что-то очень чуждое было в их появлении — это даже не звери. Или, вовсе не звери… Я вспомнил, как ощущал в себе странные способности и как сам едва не потерял осознания себя, как человека. Не были ли эти, увиденные Натой, полулюди, нормальными совсем недавно — до Катастрофы? И не повезло ли только нам, обоим, что мы остались прежними? Мне и Нате. Мне вдруг стало ее, очень-очень, жаль! Я так испугался, что с ней что-либо произойдет, что опять обнял и с силой прижал к себе.

— Ты что?

Она сдавленно мяукнула в моих руках, и я ослабил объятия…

— Я нечаянно… Тебе больно?

— Нет. Мне дышать было нечем. Что случилось?

Я промолчал. Объяснить девушке свои чувства в этот момент стало сложно. Ната вздохнула, и, совсем по-женски поправила мне прядь волос, выбившуюся из-под повязки. Я глухо произнес:

— Ната… Если что-то будет происходить — слушайся меня с полуслова. Хорошо?

Она сразу подобралась и тревожно спросила:

— Ты кого-нибудь увидел?

— Нет. Я так… На всякий случай.

Она на некоторое время задумалась, а потом произнесла:

— Я поняла. Я умею слушаться.

В ее словах прозвучала какая-то очень многозначительная интонация, но я, поглощенный мыслями о будущих переменах, не обратил на это никакого внимания. Кроме того — мне, действительно, мерещилось что-то, вроде того неосознанного чувства, которое отпугнуло от посещения леса. Снова, словно чей-то взгляд, буравивший спину…

Назад мы шли по той же дороге, по какой я выходил к озеру. Мы почти не останавливались, и Ната быстро выдохлась. Она мало куда могла пойти на своем клочке земли и отвыкла долго находиться на ногах. Ее однообразная, полностью состоящая из круп, еда, тоже не способствовала накоплению сил. Она не позволяла умереть с голода, но, лишенная многих необходимых веществ, превратила девушку в еле живое существо. Ната практически лишилась сил, часто кашляла, на коже появились подозрительные пятна — еще немного, и я мог бы найти вместо человека остывший труп… Только мужество и немалая выдержка позволила ей вынести такие испытания. Я выяснил — воду она действительно брала из озера. Больше ее просто неоткуда было взять. И та, насыщенная долго оседающими частицами сажи и пепла, тоже не способствовала хорошему самочувствию. Она сильно ослабла. Я вслушивался в ее кашель, и не мог представить себе — каким образом вытащу девушку наверх? Да, не умирала от голода и не имела сколько-нибудь серьезных ран — если не считать тот ушиб и недавний злополучный вывих. Но однообразный рацион сыграл свою роль. А нам еще предстояло столько пройти! Когда подступила ночь, я выбрал место, где в случае внезапного нападения мог сдерживать врага — крыс или еще каких-либо крупных хищников — и велел ей ложиться. Ната просто повалилась на одеяло и почти сразу уснула. Я сидел возле нее и долго смотрел на лицо спящей девушки… Практически, совсем ребенок. А судя по выражению глаз — уже взрослый и немало повидавший человек. До меня стало постепенно доходить, что отныне все последующие ночи, как снаружи, так и внутри подвала, мне придется проводить вместе с ней…

Утром я разбудил ее очень рано — нужно спешить. Мои запасы не бесконечны, а теперь их следовало делить да двоих. Сбавив темп, мы рисковали остаться без еды. Ната ни словом не высказала своего недовольства — она, на самом деле, умела подчиняться. Хотя, короткий отдых, выпавший на ее долю, не превышал четырех часов — слишком мало для истощенного организма.

Едва мы начали путь, как она оступилась и с размаху попала ногой в лужу. Липкая противная жижа с чавканьем расступилась и снова сомкнулась. Девушка, скорчив гримасу, вытащила ногу из воды. С почти развалившегося кроссовка стекала грязь.

— Осторожнее.

— Я случайно.

Она словно оправдывалась. Мне это не понравилось — походило на то, будто она меня боялась. Но я вовсе не собирался давить ее своим авторитетом.

— Дай посмотрю, — как можно мягче произнес я и склонился над ее ногой.

— Да нет, я только намокла — и все!

— У тебя обувь почти на издыхании… А у меня нет запасных — на твой размер. Вернее, у меня вообще нет настоящей обуви. Я хожу в самодельной.

— Я вижу. Ты сам их сшил?

Я невольно перевел глаза на свои обмотки.

— А кому бы это делать, кроме меня? Тепло и удобно. Правда, подошва слабовата.

— Ничего…

— Ничего — плохо или ничего — хорошо?

Она слегка улыбнулась, и я тоже рассмеялся. Натянутость сразу исчезла — мы были товарищами, по несчастью.

Я кое-как подтянул ремешком почти отпадающую подошву — этого вряд ли могло хватить надолго, но иного способа ей помочь не знал. А до подвала, где я мог ей сделать мокасины, по примеру своих, еще предстояло добраться.

Ната украдкой посматривала на клыки, висевшие у меня на груди. Не совладав с любопытством, спросила:

— А это… Ты кого-то убил, да? Зверя?

— Нескольких. Крыс, если точно. И одного… Не знаю, как и назвать. Сейчас стало столько всего непонятного, что у меня все перемешалось в голове.

Она спокойно отреагировала: