Двое строптивых

День-два спустя Торнвилль, лучезарно улыбаясь, протянул Элен де ла Тур ее портрет. Та распаковала, посмотрела, сказала:

— Ты коварный. Вот зачем мы ходили смотреть росписи.

Странный оказался комплимент — скорее мягкий упрек, но Лео остался доволен. Он не мог выносить одного — равнодушия. Поэтому упреки его не огорчали.

Отдадим Элен должное — хоть пылкость и навязчивость Торнвилля были ей не по нраву, он никогда не слыхал от нее грубого слова или приказа отстать.

Конечно, скажи она это вслух, он вряд ли бы ее послушал, но ее молчание только придавало ему уверенности в том, что его осадные действия все же имеют определенный успех. Назвала коварным? Что ж, Торнвилль решил быть даже таким, если это помогает приблизиться к цели.

Однако портрет ее не пронял. И тогда Лео начал посылать ей любовные стихи, которые, хотя в целом и не любил, но, надо отдать должное, кропал сам и делал это лучше, чем можно было ожидать. Сказалось дядино обучение и любовь к угасшей греко-римской культуре.

Торнвилль не напрашивался на комплименты, но один раз Элен сама похвалила его, даже не выказав недовольства сравнением с роковой гречанкой Еленой, которое встретилось в стихе.

Это произведение выглядело примерно так:

Медновласой Елене хвалу я пою,
Ее ты прими благосклонно, и пусть
Взликует твой дух, услыша творенье мое.
Да ничей злой язык не посмеет
Хулу возвести на достойную Львицу,
Чья любовь велика и безбрежна
Как волшебное синее море.
Тела ж такую красу уж нечасто
Встретить возможно в мире земном…
Так подобает воспеть вдохновенно
Твою красоту и души доброту,
Хоть и скуден язык человеков,
Чтоб сей цели святой и великой
Смог он достичь в полной мере.
В сравненье с тобой не дерзает
Пойти ничего в бренном сем мире.
Карих глаз глубина поглощает,
Соболиные брови изогнутым лукам подобны,
Пламенеют любовью уста,
Плоть святая горит вожделеньем,
Перси зноем пышат, поцелуя прохлады моля,
Налитые пылающей кровью —
Что дороже мне их в этом мире?
Не диво, что тезка твоя, Менелая супруга,
Столь многих героев красою своею
На игрища смерти подвигла —
О том нам подробно Гомер возвещает.
Но жаль, что тебя он не видел, однако:
Тогда б героиню свою обессмертил
Твоим бы он видом, но радостно мне,
Что не тенью античных времен
Ты встаешь предо мной, но живою,
Из плоти и крови Еленой.
Воспеть же тебя я получше Гомера смогу!
Лишенный ума красотою твоей,
Из души моей ран я елей источаю.
Коварным меня назвала ты когда-то —
Я это названье приемлю, но только скажу,
Что любви в том вина, и об этом ты знаешь.
Тебе написать я хотел бы еще,
Но внутренний глас мой вещает,
Что лучше умерить пыл страсти своей,
Чем предстать пред любимою нудным.
Побренчав на Овидия лире, ее отложу
И, целованье послав, распрощаюсь на время
С богиней своей, милою Львицей.
Знай, верен тебе твой лев,
И любовью по-прежнему пышет.

Торнвилль постоянно отлавливал свою Львицу на богослужениях, на улице, и всегда результат получался разный — то она, завидев его, исчезала в первой попавшейся торговой лавке, то соглашалась побеседовать.

Лео рассказывал ей о местах и древних городах, которые ему довелось поглядеть на Кипре и в турецком рабстве, а затем плавно переходил к теме любви. Элен слушала — и молчала. Главное, он никак не мог понять, что творится у нее в сердце. Если он ей нравится, почему она не отвечает ему взаимностью, порой избегает? Если не нравится, то почему не скажет прямо, позволяет ухаживать за собой?..