Двое строптивых

— Прими это знамение во имя Пресвятой Троицы, преблагословенных и присноблаженных Девы Марии и святого Иоанна Крестителя, в утверждение веры, в защиту христианского имени и в служение нищим, для чего, брат, и возлагаем на тебя крест. Да возлюбишь ты его всем сердцем твоим, да поразишь десницею твоею врагов, защищая его, и сохранишь его безвредна. Ибо, если ты, сражаясь за Христа против врагов веры, обратишься вспять, оставишь знамение святого креста и от праведного нашего братства бежишь, то по правилу уставов и обрядов нашего ордена ты, как нарушитель обещания, будешь лишен священнейшего знамения креста, и подобно смрадному члену узришь себя изгнанным из сообщества нашего.

После этого наставления принимавший в братию ордена завязал на шее нового брата-рыцаря повязки со словами:

— Прими иго Господне, как сладкое и легкое. Под ним обретешь покой души твоей. Мы тебе не обещаем сла-столюбий, но единый хлеб и воду и смиренную одежду, и приобщаем душу твою, твоих родителей и ближних к благим деяниям ордена нашего и братии нашей, творимым за весь мир ныне и присно и во веки веков.

— Аминь, — ответствовал рыцарь и, начав с принявшего его, обнимал с братским поцелуем всех предстоящих рыцарей в знак мира, любви и братства.

И так повторилось несколько раз, пока все кандидаты не были утверждены в новом своем звании.

Несмотря на повторы и то, что церемонию знали практически наизусть и ничего нового, разумеется, не произошло, все равно — она трогала всех. Старые воины умилялись, вспоминая, как их вот так же и здесь же посвящали в братию. Вспоминали и всех тех, кого тоже здесь посвящали, но которые уже отошли ко Господу — кто пал в бою, кого поглотила пучина, кто сгинул в рабстве у нехристей.

Новопринятые вообще пребывали в состоянии полного восторга. Грянуло под небесно-синими с золотыми звездами сводами храма песнопение, составленное из псалмов 47-го и 32-го, и прием в орден новых рыцарей на этом был завершен. Все чувствовали, что скоро много рыцарских мест окажутся вакантными, но страха не было: была мужественная решимость противостоять жалу смерти и бить врага.

Что касается Лео и Элен, то, конечно, напряженная жизнь родосской столицы с ее трудовыми полувоенными буднями не сильно способствовала полному амурному взаимопогружению. Однако ж они, молодые и счастливые, все одно считали эти несколько месяцев, с декабря по май, счастливейшими в своей жизни.

Дни были заняты — у Лео службой, у Элен — работами. Да, знатная Элен де ла Тур трудилась там, где в ее руках или заботе ощущалась нужда — в основном, на службе великого госпитальера, ухаживала за больны-ми и ранеными, но также иногда трудилась и по линии драпье — шила орденские одеяния.

Зато вечера и ночи, когда Лео, опять же, не караулил, были полностью их. Вообще, молодости свойственно легче переносить тяготы войны — как физически, так и морально. Может, потому что молодость вообще легче все переносит, и война тут ни при чем?..

Вот и Элен, накормив и напоив усталого воина, играет ему на лютне при неверном свете камина и поет мягко и то тягуче, то переливисто — песнь любви дамы к своему избраннику: